В лагере царило непонятное оживление. Вместо одного большого костра, индейцы разожгли еще три, и, судя по тому, как они суетились и болтали гораздо больше обычного, герр Штольц угостил их кашасой. Идея захватить с собой тростниковую водку принадлежала Ланге, и, несмотря на сопротивление профессора, он все-таки настоял на своем. Похоже, сегодня отвратительное пойло – конечно же, кашасу купили самую дешевую, плохо очищенную – пригодилось. Кстати, для своих нужд герр Ланге прикупил весьма дорогую "золотую" текилу.
– Мигель, у нас радость! – выпалила Грета, увидев меня.
– Вы нашли шиллу? – спросил я недоверчиво.
– К сожалению, пока нет. Но мы наткнулись на развалины древнего города!
– Поздравляю… – буркнул я, направляясь к главному костру, где священнодействовал наш официальный повар Педро Кестлер, потомок немецких бюргеров, эмигрировавших в Южную Америку до Второй мировой войны.
– Хольс дер тойфэль![15] – обрадовался он и удивился при виде туши гуазупиты. – Михель, что бы мы без тебя делали? Эта великолепная косуля сегодня, как никогда, кстати. Босс решил устроить пир.
Он забавно коверкал мое испанское имя на немецкий лад. Педро был единственным человеком в нашей экспедиции, с кем у меня наладились почти дружеские отношения. Краснолицый и немного грузноватый, он смахивал на Санта-Клауса. На его хитроватом лице практически никогда не исчезала улыбка.
– А это что? – спросил он, показав на свернутую в рулон шкуру ягуара; чтобы было удобней нести, я вязал ее лианами.
– Развернешь – узнаешь…
Пока Кестлер орудовал своим поварским ножом, разрезая жесткую оболочку лиан, к нам подошли четыре индейца, наши носильщики; один из них держал в руках калебас, в котором, похоже, находилась кашаса, так как они по очереди к нему прикладывались.
– Зо айн глюк![16] Тигр! – вскричал Педро, когда развернутая шкура вспыхнула червонным золотом. – Эй, сюда, все сюда! – кричал он, размахивая руками.
– Это не тигр, а ягуар, – сухо прокомментировал увиденное герр Ланге – он обладал удивительной способностью без спешки и суеты оказываться в нужном месте раньше всех. – Поздравляю, – посмотрел он на меня исподлобья.
Мы с ним не поладили с самого начала. До моего появления охранниками заправлял Ганс, крепкий парень с хорошо развитыми бицепсами и лицом нордического типа – лицом истинного арийца. Он приехал из Германии вместе с Ланге и был то ли его слугой, то ли камердинером или чем там еще… нет, скорее мальчиком на побегушках и телохранителем. Но спеси в нем хватало. Пока однажды я не подержался за кисть руки "белокурой бестии", после чего бедный Ганс долго лечил ее примочками, а при виде меня порывался стать по стойке "смирно".
Конечно же господину Ланге, который, как я заметил, и был направляющей и движущей силой экспедиции, смена декораций пришлась не по нутру. Но Штольц – по-моему, на удивление даже Ланге – стоял за меня, что называется, насмерть. Пришлось этому злобному глисту умять свое "я" и для вида смириться. Все остались довольны и счастливы, лишь только я знал истинную цену преувеличенно вежливых речей господина Ланге. Но мне на него было глубоко наплевать. Остальные охранники – кроме Ганса, герр Штольц нанял в Рио-де-Жанейро еще троих – держались обособленно и ни к кому в приятели не набивались. Я к ним особо не присматривался: выполняют мои распоряжения – и ладно. Все они были кариоки[17] – высокие, сильные, симпатичные и светлокожие. Уж не знаю, где их нашел герр профессор, но у меня создалось такое впечатление, что эти парни прошли не только службу в десантных частях, как значилось в их документах. Несмотря на подчеркнутую исполнительность, ребята посматривали на всех со старательно скрываемым чувством собственного превосходства. С чего бы?
И вообще эта экспедиция, включая ее участников, была сплошной загадкой. Вопервых, я так и не смог понять, что на самом деле искали Штольц и Ланге. Но уж точно не эту дурацкую шиллу, в существование которой мог поверить только человек с чересчур богатым воображением, один из тех, кто молится на зеленых человечков, готовых в любой момент прийти на выручку сыновьям и дочерям Адама и Евы, погрязшим в грехах и с упрямством безумцев продолжающим уничтожать мир, где они живут.
Во-вторых, члены экспедиции сгруппировались по неизвестному мне признаку, и каждая из этих микроячеек прямо-таки излучала флюиды некой тайны – а возможно, тайн, – вносящие повышенную нервозность в личные отношения. Перегрызлись все: герр Штольц пикировался с Ланге, Гретхен ругалась с Францем, "нордический" Ганс наезжал на олатынившегося Кестлера, носильщики-индейцы гуарани конфронтировали с коллегами из племени кечуа, те, в свою очередь, едва не хватались за мачете при виде охранников-кариоков…
И наконец, среди необъятных просторов сельвы, в самой ее глуши, мы путешествовали не одни. За нами кто-то следил. И это были не индейцы, коренные жители этих мест. Я их не видел, но ощущал. Пока нас охраняли псы, таинственные соглядатаи не осмеливались подходить близко к лагерю. Но едва ягуар умыкнул наших четвероногих сторожей, как наблюдатели совсем обнаглели: иногда я находил их следы буквально в двух-трех шагах от тропы, по которой шла экспедиция. Конечно, "следы" – это сильно сказано: слегка примятая трава, веточка обломана или поцарапана кора на дереве, и лишь однажды я вырыл из земли свежий сигаретный окурок и облатку от пакетика жевательной резинки. Судя по предосторожностям, предпринимаемым, чтобы замести следы, за нами шли профессиональные топтуны, только не в цивилизованном – "городском" – варианте, а в стиле ковбойских вестернов. К сожалению, я не мог определить, кто из наших двух компаний "хорошие", а кто "плохие". Потому я не стал говорить о своих наблюдениях даже господину Штольцу. Но я стал по ночам спать еще меньше и гонял своих подчиненных как бобиков, что, естественно, теплоты в наши отношения не добавило…
– Что это? – спросила Гретхен; она тоже присоединилась к нам, привлеченная оживлением, царившим возле главного костра. – Господи, что это за зверь?!
– Властелин сельвы, – подошел и герр Штольц. – Ягуар. Как вы смогли с ним справиться, Мигель?
– Мне просто повезло… – не стал я вдаваться в подробности.
– Повезло? – Штольц растянул шкуру во всю длину и в удивлении покачал головой.
– Сеньор, где вы оставили тушу онсы? – помявшись, спросил один из носильщиков.
Я объяснил. Кариоки-охранники насмешливо заулыбались. Кечуа набычились и стали перешептываться, злобно поглядывая на них.
– Вы почему оставили свои посты? – негромко, но с угрозой спросил я у своих красавцев.
Сразу посерьезнев, кариоки исчезли в темноте. Что мне в них нравилось, так это чисто военная исполнительность. А касаемо заинтересованности индейцами тушей ягуара, то мне были известны ее мотивы. На сей счет нас всех просветил повар Педро. Мой ягуар в пищу не годился – индейцы ели мясо только молодых. Но некоторые части тела онсы употребляли в качестве лекарства: жир – от глистов, зола костей – против зубной боли и так далее. А кое-что, как говорят, помогало и в делах любовных…
– Это вам, – сказал я восхищенной Грете – она как завороженная гладила густой мех шкуры ягуара.
– Простите?.. – Она остолбенела, боясь, что ослышалась. – Вы сказали?..
– Именно. Я вам дарю этот свой охотничий трофей.
– Мигель, шкура очень дорого стоит. Тем более – такая, – вмешался герр Штольц. – Я могу вам заплатить…
– Нет. Мне хочется сделать презент вашей племяннице.
Не буду же ему объяснять, что такому вечному скитальцу, как я, шкура нужна как коню лосиные рога. И в деньгах я особо не нуждаюсь. Я не оставил ее гнить в зарослях только из уважения к верованиям индейцев, которые утверждают, что дух погибшего повелителя сельвы хранится в его меховой королевской мантии.
– Мигель, о-о, Мигель… – Гретхен вдруг бросилась ко мне, обняла за шею и расцеловала. – Вы настоящий мужчина!
– Премного благодарен… – смутился я и поторопился отойти подальше от толпы.
17