— Подождем, пока вылетит рейс «Эль-Аль». Посадка в 21:05, и мы посмотрим, появится ли он у ворот. Но тогда либо нам придется уйти, либо мне нужно будет выделить новые команды. Это может быть проблемой, так как сегодня вечером у нас много работы по борьбе с терроризмом».
— Спасибо, — сказала Лиз. «Подождите, пока абордаж не завершится, и если он не появится, уходите, и нам просто придется считать, что мы его потеряли».
— Хорошо, — ответил Реджи.
Лиз положила трубку и налила себе бокал вина. С замиранием сердца она знала, что Коллек ускользнул у них из рук. Он не собирался появляться на этом рейсе, и теперь они понятия не имели, где он был и что делал.
В 9.30 зазвонил телефон. Она была права. Коллек не сел. Черт.
СОРОК ПЯТЬ
Энди Бокус был сыт по горло. Меньше всего ему хотелось еще одного визита британцев, и если бы Тай Оукс не был в городе и не оглядывался через плечо, он бы их обманул. Разве они уже не получили свой фунт плоти Боку?
Он чувствовал, что его заставили выглядеть глупо. Он ругал себя за то, что за Дэнни Коллеком следила МИ-5. Но у него не было причин думать, что они будут наблюдать за израильтянином. В конце концов, Коллек не был задекларирован, и его операции были достаточно осторожными, чтобы не привлечь внимание МИ5. По крайней мере, так он сказал Бокусу.
Теперь Бокусу пришлось задуматься. Он продолжал спрашивать себя, что вообще натолкнуло МИ-5 на Коллека. Может быть, он мог бы узнать это сегодня; должно быть что-то полезное, что он мог бы извлечь из этой встречи.
Он без аппетита посмотрел на кусок датского печенья на своей тарелке и небрежно отхлебнул кофе, ругаясь и обжигая язык. Он сидел в посольском ресторане, практически безлюдном в середине утра. Он был в своем кабинете до восьми, но был слишком взволнован, чтобы завтракать.
Он задавался вопросом, что британцы сделали из материала, который предоставил Коллек. Не так уж и много, предположил он. Это был низкосортный материал. Он знал это, но дело было не в этом. Нужно смотреть на перспективу, и по этому стандарту Коллек потенциально был одним из самых важных агентов, когда-либо имевшихся у ЦРУ. Идея поставить все это под угрозу из-за того, что британцы запаниковали по поводу мирной конференции, о которой никто даже на минуту не думал, что она добьется успеха, была смехотворной.
По крайней мере, Майлза Брукхейвена не было дома, так что ему не пришлось мириться с британцами с этим опрятным придурком на буксире. Он вспомнил, каким самодовольным выглядел член Лиги Плюща, когда Тай Оукс рассказал ему о фиаско с Коллеком. Обеспокоенный и высокомерный одновременно. Бокус никогда не был поклонником Майлза Брукхейвена, но теперь он ему активно не нравился. Ему удалось временно избавиться от него, ускорив ежегодную поездку младшего офицера в Сирию. Бокус утверждал, что это может быть полезно, учитывая неминуемую мирную конференцию, хотя это был всего лишь предлог, чтобы убрать его из головы.
Теперь Фейн и та женщина из Карлайла попросили об этой встрече, и он беспокоился, не узнают ли они что-нибудь еще, что его дискредитирует. Его репутация в Лэнгли была высока после взрывов в Мадриде, когда он добился таких успехов. Он не привык к тому, что принимающая страна смущает его.
Он был на грани, когда посмотрел на часы — британцы должны были появиться с минуты на минуту. Фейна он почти не мог переварить: все эти вещи британского высшего класса раздражали его, и он был почти уверен, что Фейн считал себя выше его как в интеллектуальном, так и в социальном плане. Раздражало и то, что Фейн играл одаренного любителя, чья работа в разведке была всего лишь одним из многих увлечений, таких как рыбалка нахлыстом или коллекционирование редких книг. Но за этим гладким, циничным фасадом Бокус знал, что Фейн был профессионалом, а это означало, что он был парнем, с которым можно было иметь дело.
С другой стороны, ту женщину Карлайл было труднее читать. В ней не было ни заносчивости, ни жеманства Фейна, и на первый взгляд она казалась гораздо более прямолинейной и прямолинейной. И все же было трудно понять, что с ней происходит, о чем она на самом деле думает. И было что-то неумолимое, своего рода упорство, которое Бокус находил неудобным, особенно когда он был его целью. Она нуждалась в наблюдении, как он сказал Майлзу Брукхейвену.
О черт, дай мне передышку, подумал Бокус, устало вздохнув, вставая, чтобы идти на собрание. Если бы он был немного осторожнее, как он поступил бы в любом другом месте, британцы никогда бы не узнали о нем и Коллеке. Надеюсь, они пришли сегодня, чтобы поговорить о Глениглсе, а не снова об этом чертовом израильтянине.
В подростковом возрасте бабушка посоветовала Лиз остерегаться таких мальчиков, которые «не чувствуют себя в безопасности в такси». Джеффри Фейн когда-то идеально вписался бы в эту форму. Но сегодня утром, когда она увидела его мрачным и слегка сгорбленным, сидящим в углу черного кэба, который подвез ее у Темз-хауса, он выглядел слишком подавленным, чтобы представлять большую угрозу. Он почти не ответил, когда Лиз подняла тему их предстоящей встречи на Гросвенор-сквер, хмыкнув в знак согласия, когда она обрисовала в общих чертах подход, которого она хотела придерживаться.
Когда они шли по торговому центру мимо Букингемского дворца, он громко вздохнул. — Жаль, Майлза Брукхейвена там не будет. Насколько я понимаю, он за границей.
'Да. Он в Сирии.
— Такой умный, красивый юноша, не так ли? — едко сказал Фейн. Когда Лиз не ответила, он уныло посмотрел в окно.
Двадцать минут спустя, когда началась их встреча, Лиз с облегчением увидела, что Фейн вышел из угрюмого состояния. Это была искупительная черта этого человека: вы могли прийти в ярость от его чрезмерной секретности, его манипулятивных методов, его высокомерия, но никогда не было никаких сомнений в его профессиональной приверженности. Или его компетенции.
Она объяснила обоим американцам отсутствие Чарльза Уэтерби, пообещала передать их слова сочувствия и вытерпела болтовню о сохраняющейся теплой погоде, пока они шли в безопасную комнату. Внутри громко гудящий кондиционер превратил изолированный пузырь в ящик со льдом.