— Андрей, какой же ты подлец…
«Тонко подмечено», — согласилась я, блаженно попивая чай.
— Света, ну давай не сейчас, гости ж могут услышать, — поморщился любимый.
— Да кто? Все уж перепились, не до того. Впрочем, знаешь что? Меня всю свадебку подмывает встать и все всем рассказать.
— Дура! — резко бросил он. — Только попробуй!
— А что ты мне сделаешь? — усмехнулась она. — Ну, потом может быть и ударишь, с тебя не заржавеет. Папашка твой уволит. Только Лариска-то точно от тебя сбежит, когда узнает про меня. Такой удар — и прямо на свадьбе!
— Светка, тише, — зашептал Андрей. — Ну как ты не поймешь — тут интересы семьи, у Лариски отец — шишка из Газпрома, не маленькая, должна понимать. А между нами все будет как прежде, поняла?
— Знаешь что… Надоели мне твои выверты. То ты с этой Аленой спутался, то и вовсе жениться решил. А я что, в вечных любовницах на вторых ролях должна ходить?
— Да какие вторые, коль они уходят и приходят, а ты всегда при мне?
— Потому что скандалов не устраиваю, — усмехнулась она. — Знаешь, ты меня конечно извини, но я все же испорчу тебе свадебку. Душа требует.
— Светочка, — панически зашептал Андрей. — Котеночек, ты чего? Я ж одну тебя люблю! Ты ж у меня вся такая сладкая, как бы и откусил. Весь вечер на тебя смотрю, любуюсь.
— Да что вы говорите? — ехидно улыбнулась Светка, но в голосе ее явственно слышались довольные нотки.
— А ты разве не знала, что я по тебе с ума схожу?
«Гад», — мрачно подумала я. Хоть бы репертуар менял, мне он примерно то же самое говорил.
Светка помолчала, после чего холодно спросила:
— Слушай, Андрей, а тебе самого-то не коробит? Ты мне говоришь такое, а потом пойдешь в спальню, чтобы заниматься любовью с другой женщиной. Ей тоже будешь говорить, что любишь-с ума сходишь?
Я одобрительно покивала. Умная Светка баба, что и говорить. Не дала себя лестью опутать.
— Хочешь, докажу, что ты мне важнее ее? — зашептал любимый.
— И как же?
Он пошарился в карманах, в ярком свете блеснул металл.
— Вот тебе ключ от моей комнаты. Иди туда, только осторожно, чтобы никто не видел. Этой ночью ты будешь на первых ролях, ясно?
— Интересное предложение, — протянула она, вставая.
— Я буду минут через пять, поторопись, — шепнул ей Андрей напоследок.
«Чем больше я узнаю о живых, тем больше мне хочется сделать их мертвыми», — меланхолично подумала я, поставила пустую чашечку прямо на пол и пошла к невесте. На этот раз я шла легко, чай разогрел мое окоченевшее тело.
Совсем недавно я жила в этом доме и потому знала, куда идти. Наверняка молодым отдали под первую брачную ночь летний домик — крошечный, но изящный особнячок слева от основного корпуса. Никаких соседей, прислушивающихся за стеной. Идеальное место для новобрачных.
Крадучись, я добралась до домика — так и есть, окна в спальне горели. Прошла сквозь незапертые входные двери, подошла к опочивальне, и только подняла ногу, чтобы пнуть тяжелые створки, как меня обуял приступ воспитанности.
На мой деликатный стук в дверь невеста тут же отозвалась:
— Кто там?
Ах, сколько же было в ее голосе надежды и нежности… Что войдет сейчас любимый, обнимет, поцелует, сказку на ночь расскажет. А это всего лишь свежевыкопавшаяся покойница.
— Алёна, — глумливо усмехнулась я и вошла в спальню.
О, как она задохнулась от ужаса, увидев меня. Как же отхлынула кровь с ее лица, перекосившегося в гримасе…
— Ты же умерла, — выдавила она, еще пытаясь своим умишком опровергнуть факт, что я — и вдруг тут.
— Умерла, — кивнула я и горечь затопила меня. — А знаешь почему я умерла, ты, тварь ползучая?! Потому что ты у меня его украла! Это я должна была выходить сегодня замуж, понимаешь — я!
— Он сам выбрал, — пискнула она.
— Да мне без разницы, — я уже дошла до кровати, на которой она лежала в ожидании моего любимого и склонилась над ней. — Это несправедливо, понимаешь? Я буду гнить в земле, а вы будете жить-поживать да детей наживать.
— Что ты от меня хочешь? — прошептала она.
Я заглянула в ее глаза, в которых плескался смертельный ужас, и ласково сказала:
— Всего лишь послушать, как бьется твое сердце, — и я отодвинула тонкую ткань ее сорочки, скользя мертвой рукой ниже, к сердцу. Живому сердцу.
Я чувствовала, как стекает с ладони могильный холод на ее кожу. Видела, как закипает ужас в ее глазах, слышала, как она пыталась закричать, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип.
О, как же мне нравился этот ее ужас, я впитывала его и наслаждалась им, словно изысканным лакомством. Медленно облизнувшись, я приблизила к ней свое лицо, и она не выдержала. Последний всплеск ужаса — и глаза ее закатились, остекленели, напряженное тело резко обмякло.
Всего лишь обморок. Конечно, я бы предпочла ее задушить своими руками. Чтобы она умерла, глядя мне в глаза, хотелось до последней капли выпить весь ее страх, однако я, даже умерев, не стала идиоткой. Мне ни к чему явно насильственная смерть. Милиция, разбирательства, еще ни дай бог до эксгумации дело дойдет. Нет, я хотела тихо всем отомстить и после этого спокойно и комфортно почивать в своей могилке.
В ванной меня поджидала неудача. Аптечка была полна, да только лекарства в ней были слишком безобидны. Нахмурившись, я сунула руку под раковину, ощупала — так и есть! — полиэтиленовый пакетик был приклеен на своем обычном месте. Еще когда я тут жила, то обнаружила, что именно так прячет героин Костя, беспутный брат Андрея.
О своем открытии я никому не сказала, посчитав глупым ссориться с будущим родственником. Порошка оказалось много, примерно с чайную ложку. Неторопливо приготовила раствор, набрала в шприц и спокойно впрыснула его невесте в вену.
— Все, покойся с миром, — пробормотала я и небрежно спихнула так и не очнувшуюся девицу с кровати.
Потушив ночник и сняв платье, я залезла под одеяло. Андрей задерживался. Текли минуты, в полуметре умирала невеста, а я равнодушно глядела в темноту и ждала.
Он явился минут через сорок, может, чуть больше — видать, Светка оторвалась вволю.
— Котеночек мой, ты тут ? — игриво пробасил он с порога.
— Я уже в постели, — прошептала я, скрывая свой голос.
— Умная у меня жена! — похвалил он и принялся лениво раздеваться.
— Свет не включай и быстрей ко мне, — снова шепнула я.
— Сейчас, — невнятно пробормотал он, борясь с застежками. Наконец он молодецки ухнул, запрыгнул ко мне в кровать и руки его жадно зашарили по телу, губы принялись целовать: — Ларуська, ты чего такая холодная? Ну да мы тебя сейчас согреем, сейчас-сейчас… Слушай, а чем это от тебя пахнет?
— Могилой, — сказала я своим обычным голосом.
— А, могилой, — деловито отозвался он. — Ну и шуточки у тебя, Ларуська.
— А я не Ларуська, — прошипела я. — Забыл Алёну?
Он замер. Нетрезвый ум никак не мог сообразить, что случилось. Рука его провела по спине, наткнулась на длинные волосы, и он раздумчиво согласился:
— Точно не Ларуська, у той волосы покороче. А где жена моя?
— Там, — я небрежно спихнула его прямо на девичье безжизненное тело и, протянув руку, включила свет.
Он мигом протрезвел и тонко, по-бабьи завизжал. О, сколько ж в этом крике было неизбывной муки, сколько ж было страдания и ужаса. Изысканнейшее блюдо, которое следовало смаковать, но пришлось концерт прервать — могли услышать.
— Заткнись! — рявкнула я и метнула в него вазу с фруктами.
Он замолчал, но ненадолго. Принялся отплевываться и жалко скулить:
— Господи, и я это целовал, Господи-и… То-то я сразу почуял — мертвечиной пахнет…
Я встала с кровати — и он задохнулся от ужаса.
— Это что? — простонал он, указывая на безобразный шов, что рассекал мое туловище надвое.