— Патологоанатом в морге разрезал меня и вытащил все внутренности, — любезно пояснила я, надвигаясь на него.
— Какой кошм… — начал он, но тут же спохватился. — Аленка, ну не при жене, не при ней, она ж только спит, хоть и нетрезвая, а вдруг проснется?
Дрожащей рукой он впился в руку Ларисы, выставил ее перед собой, словно это могло меня остановить. Я коснулась ее и равнодушно произнесла:
— Она уже мертва и ей глубоко без разницы.
Он мгновенно бросил безжизненную кисть, вытер руку об ковер и внезапно как-то криво улыбнулся.
— Алёна, у тебя такая талия зато стала, тебе ужасно идет.
— Правда? — подняла я бровь.
— Аленочка, котеночек ты мой, — вдруг горячо заговорил он, клацая зубами от ужаса. — Я ж тебя одну любил, как ты не поймешь? На Лариске мне пришлось жениться в интересах семьи, у нее папаша из Газпрома. Но я же тебя бы не бросил. Да ты сама посмотри — ну как ты можешь с ней сравниться? К тому же мне никогда брюнетки не нравились.
Я внимательно посмотрела на девочку, которую я только что убила. Высокая, с потрясающей фигурой и силиконовой грудью, тонкие черты лица, темные волосы до плеч. Молоденькая, лет восемнадцать, совсем ребенок.
— Конечно я лучше, — самодовольно тряхнула я золотистыми локонами.
— А я тебе про что? — обрадовался он, решив, что его тактика опять возымела успех. — Аленочка, ты беги обратно, рассвет уж скоро, а уж я позабочусь, чтобы и семья твоя ни в чем не нуждалась, и на могилку к тебе буду ходить каждый день…
— Светке так, значит, секс, а мне так — визиты на могилку…, — задумчиво посмотрела я на него.
— Какая Светка? — прошептал он, взглянул мне в глаза и понял, что я все знаю…
— Козленочек мой, я уйду, — ласково шепнула я, — Только для начала займись со мной любовью. Ты же помнишь, как нам было хорошо, а, милый?
Я надвигалась на него, он весьма шустро отползал в сторону, в ужасе глядя на мое мертвое синевато-серое тело с неровным швом посредине.
— Ну куда же ты? — снисходительно шептала я. — Ты ж одну меня любишь… Наврал, что ли?
— А? Нет, что ты, — лепетал он. — Я понимаю, что такой шикарный шанс снова увидеть тебя и восхититься твоей красотой… Просто я слегка растерян и не в форме, давай ты завтра придешь, а? Или лучше через месяцок?
Он с разбега врезался в стену спиной, затравленно оглянулся по сторонам — бежать было некуда.
— Козленочек мой, я тебя люблю, — нежно шепнула я и страстно его поцеловала.
Его выгнуло от прикосновения моих мертвых губ, словно в судороге, он попытался закричать, сбросить меня, избавиться, только я вцепилась в него, словно клещ. Проникла в него, разливая могильный холод, и вскоре он обмяк и затих. Глубокий обморок, только и всего. Убивать этого подонка — слишком слабое наказание. Нет, пусть живет, и как можно дольше. А уж я позабочусь, чтобы он никогда не забыл ту, что умерла из-за него.
— Я буду тебя навещать, милый, — шепнула я и откусила мочку его уха. Прожевала, наслаждаясь вкусом, слизнула струйку крови.
Оценивающе посмотрела на второе ухо, прикинула, и решила его не трогать. Хоть и вкусно живое мясцо, но в данном случае мне всего лишь надо было привязать его к себе. Нет, он не влюбится в меня. Просто кусочек плоти его, что во мне — не даст ему сбежать. А то ведь сядет с утра на самолет — и ищи-свищи его.
Встав, я направилась в ванную. С наслаждением приняла душ, сделала макияж и немного помародерничала, скидав в пластиковый пакет зеркало, расческу, духи и косметику. А что делать? Сестра у меня хоть и умная, а не сообразила, что не могу я появляться в обществе с синей покойницкой кожей и соответствующим запахом.
Уже перед уходом я обернулась, посмотрела на любимого и злорадно улыбнулась: он был совершенно седой.
Ночь удалась.
Глава вторая
От жен одни проблемы.
Следующие две ночи я потратила на благоустройство своего нового жилища. Вырыла небольшую пещеру, с могилой ее соединила узким лазом. Украсила венками, в одной нише устроила бар, в другой — буфет, благо народ в России хлебосольный, завсегда на могилке и снедь, и выпивку оставят.
Оглядевшись, я признала: получилось очень миленько. Не стыдно и гостей привести. Я мечтала, что долгими зимними ночами тут будет собираться приличное общество, мы будем травить байки и скрашивать друг другу одиночество.
Так я думала, когда создавала эту гостиную. На деле же все оказалось сложнее. В перерывах между земляными работами я выбиралась на поверхность, кралась между могилами и звала соседей. Я впечатывала свое мертвое тело в продолговатые холмики, деликатно стучала по памятникам, но ни разу, ни разу никто не отозвался. Подобное одиночество меня здорово расстроило.
На третью ночь я лежала в гробу и лениво думала: вставать или нет? С одной стороны — сегодня на моей стороне кладбища кого-то хоронили, надо сходить посмотреть. С другой — я та-ак хорошо лежу.
Фотография Андрея под подушкой с той ночи не холодила мой затылок, но я чуяла — это ненадолго. Просто козленочек мой пока не отошел от прошлого сеанса, и не время еще снова навестить его, а то ведь привыкнет, начнет бодро здороваться при встрече, страх потеряет. А мне его страх понравился. Я сладко потянулась при воспоминании о том, как же он ужаснулся при виде меня, аж поседел.
Понежившись еще немного, я решила все же прогуляться. На улице чудесная лунная погода, не дело в могиле лежать.
Я встала, потопталась, разминая ноги, и пошла к видневшемуся невдалеке свежему холму венков. Та-ак, кого ж это сегодня похоронили? Отодвинув огромнвй венок из живых цветов, я прочитала: Самохина Лариса Павловна. А с фотографии на меня смотрела…
— Ларуська! — бешено взревела я. — А ну выходи!
Она промолчала.
— Лореаль, выходи, хуже будет! — рявкнула я.
— Н-не выйду, — пискнула она из-под земли.
— Сейчас сама приду, — пригрозила я, в душе безмерно обрадовавшись ее отклику. — Жду одну минуту! Ну?
Она помолчала, что-то прикинула, и наконец встала. Могильная земля с легким шелестом раздвинулась перед ней, выталкивая на поверхность. Хоронили ее в облегающем как перчатка подвенечном платье и фате.
— Что, оп-пять пугать б-будешь? — кисло спросила она.
— Да ты сейчас сама кого хочешь напугаешь! — радостно ответила я. — Пошли ко мне в гости!
Она помялась, но все же послушно зашагала вслед за мной.
— Ты не смотри, что сейчас походка и речь даются с трудом, — просвещала я ее по дороге. — Это только в первое время. Потом расходишься, разговоришься, и будешь как живая!
— Н-не, на живую ты не п-похожа, — скептично перебила она меня.
— Да я просто ненакрашенная, — объяснила я, слегка оскорбившись. На себя бы в зеркало посмотрела, синелицая.
Гостиная ей не особо понравилась.
— Не г-гламурненько, — скривилась она, усаживаясь у стены.
— Зато готичненько, — бодро отозвалась я, разливая по одноразовым стаканчикам кагор. — Ну, подруга дней моих суровых, за встречу!
— К-какая я тебе подруга? — снова взбрыкнула она, но стакан взяла.
— Единственная, — серьезно ответила я. — На этом кладбище из живых мертвых — только ты да я да мы с тобой. Так что все обиды забываем — и дружим, ясно?
Она помолчала, пригубила кагор и с обидой посмотрела на меня:
— Ничего себе — «дружим»! Ты ж меня прямо на свадьбе убила, знаешь как обидно было? Да еще и ославила на весь свет как наркоманку! Да я тебе такого в жизни не прощу!
— А все, жизнь кончилась, — захихикала я.
— Да какая разница, — закричала она. — Я знаешь как Андрея любила? Знаешь, как я ждала этой свадьбы? А ты меня в самый счастливый день взяла и убила!