Особый интерес Бориса вызвала автоматическая американская радиола, способная проигрывать пластинки на разных скоростях. Симпатичная девушка на глазах Нефёдова зарядила в проигрыватель сразу 15 дисков с модными джазовыми композициями, и умная машина принялась проигрывать их без перерыва. Собравшаяся публика лихо отплясывала в «атомном» стиле фокстрот, буги-вуги. Да, это было совсем не то, что «приличные» танцы под патефон в доме офицеров!
Благодаря умению хорошо исполнять модные танцы у Бориса отбоя не было от партнерш. Как он заметил, собравшиеся в квартире молодые люди больше интересовались свежими импортными журналами и умными беседами. Девушки же страстно хотели танцевать. Поэтому оказавшийся в компании умелый кавалер был у них нарасхват, даже несмотря на свой бостоновый костюм по стандартной советской моде. И всё шло прекрасно до тех пор, пока очередная новая знакомая не огорошила Бориса вопросом, который в иных обстоятельствах он посчитал бы явной провокацией:
— Скажите, вы любите Америку?
Нефёдов промычал в ответ что-то нечленораздельное. Ему тут же вспомнилась карикатура из вчерашней «Правды», на которой был изображён мировой империализм в образе страшного цепного пса дядюшки Сэма. Жуткое чудовище художник изобразил оскалившим свои огромные острые клыки на прогрессивное человечество. Руки же едва удерживающего своего монстра на поводке козлоподобного Сэма были по локоть в крови свободолюбивого народа Северной Кореи, где уже шли бои.
Конечно же, Нефёдов не считал недавних союзников по антигитлеровской коалиции исчадиями ада, надменными колонизаторами и суперменами, желающими поработить весь мир. В последние месяцы войны Борису несколько раз приходилось довольно тесно общаться с западными союзниками. И он не заметил в их поведении ничего развязного и тем более нагло-самодовольного. Обычные люди, правда, намного более свободные, чем наши, лучше одетые и сытые.
Об этом не принято было теперь говорить, но любой фронтовик, испытавший на себе нехватку самых необходимых вещей в первые годы войны, знающий, что такое ходить в атаку, имея одну винтовку на двоих, пухнувший с голоду в окопах под Москвой и в Сталинграде, помнил, как вдруг потоком полилась в армию щедрая помощь из-за океана: яичный порошок, знаменитая тушёнка в огромных банках. Многие, её пробовавшие, утверждали, что не ели ничего вкуснее. В частях вдруг появились джипы «виллисы», которым нипочём было любое бездорожье. И кто знает, не пересядь Красная армия на колёса тысяч грузовых «студебеккеров» и «фордов», быть может, пришлось бы нашей пехоте пешедралом да на конной то тяге не два года наступать до Берлина, а все десять!
Борис до сих пор летал в американской лётной куртке и великолепных тонированных очках, позволяющих без напряжения смотреть на солнце. А американские «Аэрокобры» с их неслыханно комфортной просторной кабиной, попасть в которую можно было через открывающуюся на автомобильный манер дверцу! Любой профессионал знал, что штатовские истребители своими мощнейшими моторами и грозным вооружением задали советским авиаконструкторам новые стандарты качества.
В общем, Борис мог бы сказать немало добрых слов об Америке, но не смел. В конце концов, он офицер, а его страна в данный момент находится в состоянии войны, пусть и неофициально, с бывшим союзником.
— А я люблю Соединенные Штаты Америки! — Девушка, которую Борис теперь весьма осторожно поворачивал в танце, не зная, чего ещё от неё ожидать, с вызовом подняла кукольное личико на кавалера. — Ненавижу Советский Союз и обожаю Америку и всё американское: «кока-колу», голливудские фильмы, джаз, свободу слова!
Потрясенный таким бесстрашием, Нефёдов не мог и слова вымолвить. Тогда барышня презрительно его покинула: и как только этого узколобого примитива занесло в их продвинутый круг?!
Оставшись один, Борис отошёл в сторону перевести дух. Давно ему не приходилось бывать в таком переплёте. И кто бы мог подумать, что хрупкое существо с невинными васильковыми глазищами может оказаться пострашнее «фоккера», внезапно вынырнувшего из облаков и заходящего тебе в хвост!
Оглядевшись, Нефёдов вдруг заметил скромно одетую по местным меркам блондинку. Она сидела в стороне от всех. Почти не пила, держалась скромной мышкой на краю стола и с широко распахнутыми глазами провинциалки слушала заумные разговоры соседей. Почему-то никто из парней ею не заинтересовался, и это было очень удивительно, так как она была очень привлекательна. Правда, её простое платье в горошек из дешёвого ситца нелепо смотрелось на фоне заграничных нарядов присутствующих модниц. Вообще было заметно, что девушка чувствовала себя здесь не в своей тарелке.