— Хорошо, хорошо, — закивал я. — Мне вы не верите — ей верите. Но если кто-то еще опознает меня как Уткина, что вы тогда скажете?
— Смотря кто именно опознает, — вздохнул следователь и посмотрел на меня с таким видом, будто хотел сказать: «как вы мне надоели».
— Да кто угодно, — заволновался я, — кто угодно опознает меня как Уткина.
— Это не ответ, — покачал головой следователь. — И вспомните-ка: еще несколько дней назад вы сами указали именно на артистку Лавандову как на того человека, который сможет вас опознать. А она назвала вас Носовым.
— Гражданин следователь! Ну подумайте сами: зачем бы я так стал настаивать на том, чтоб меня опознала Лавандова? Для меня оказалось полной неожиданностью то, что она назвала меня Носовым!
— А я расценил это так, — строгим тоном возразил следователь, — что вы просто решили дополнительно поглумиться над бедной женщиной. Сначала убили ее… скажем так, мужа, а потом еще и устроили весь этот цирк.
— Да зачем мне устраивать цирк?! — взорвался я.
— Да затем, — повысил голос и следователь, — что таким образом вы мстите всему миру. Ваша жизнь не удалась, вы поняли, что она кончена, — и вот нашли своего бывшего однокашника, который очень преуспел, и убили его! Поступили, одним словом, как подлец и Герострат[1].
— Я не сомневаюсь, что вы еще будете горячо извиняться передо мной за все эти слова, — с горечью сказал я.
— А я не сомневаюсь, что вам дадут высшую меру, — парировал следователь. — Чья, думаете, возьмет? Ваша? Как бы не так!
— Вызовите другого свидетеля, — предельно серьезно попросил я. — Я Уткин, и меня может опознать любой — любой из тех, кого я знаю, с кем работаю.
— Вы давно уже нигде не работаете, Носов, — поморщился следователь.
— Вызовите, — настойчиво повторил я. — Вызовите кого-нибудь из моих знакомых. Как вы можете отказывать мне в этой просьбе?
— Зачем я буду беспокоить людей! — фыркнул следователь. — Я ведь заранее знаю, что вы попросту продолжаете свой балаган.
— Одного свидетеля! — уже натуральным образом стал умолять я. — Одного! И все ваше следствие относительно меня немедленно рассыплется. Я понимаю, вам этого не хочется…
— Ну хватит, — поморщился мой невразумительный визави. — Вы что — на слабо меня собрались взять?
— Я прошу дать мне еще один шанс подтвердить мою личность, — сквозь зубы протянул я, боясь, что сейчас зарыдаю.
— Э-эх, — произнес следователь. — Вот говорили мне, что я слишком мягкотелый для этой работы… Ладно, Носов, будь по-вашему. Вызову для вас еще одного человека, чтобы он вас опознал. Проведем эту бессмысленную процедуру, а потом пеняйте на себя. Дело будет закрыто… Хотя я на вашем месте прямо сейчас во всем сознался бы и раскаялся. Подумайте, Носов, ведь на кону ваша жизнь!
— Значит, одного последнего свидетеля, — прошептал я, не слушая его последних смехотворных призывов. — Только одного? — вскинул я на следователя тревожные глаза. После предательства Аллы я уже начал сомневаться, могу ли вообще хоть кому-то доверять в своей жизни.
— Одного, — отрезал следователь. — Я уже вижу, вам только дай волю…
— Хорошо-хорошо, одного, — скрепя сердце согласился я.
А сам принялся судорожно размышлять. Кто же именно станет этим «одним»? Кого мне назвать? Кого?..
Уж конечно, не Лунгина и не Нусинова… Может, Гребнева? Гм, ну а почему именно из сценаристов?.. Да потому, что коллег-режиссеров точно не стоит звать. Мало ли что они наплетут про меня. Никому из них нельзя доверять. Сценаристы — другое дело. Они ради того, чтобы их побрехушки пошли в дело, удавятся. Вообще паршивый, конечно, народ сценаристы, ну их… Актеры? Тоже ненадежные. Если даже Алла… Впрочем, о ней я теперь и думать не хочу.
Конечно, хорошо было бы позвать сразу директора. Сизова. Если б он опознал, меня бы, думаю, немедленно выпустили. Но Сизов меня не переносит. Если он увидит меня в тюрьме, то никогда этого не забудет. И это станет для него отличным поводом выжить меня из кино.
Так кого же, кого же? Разве что… Ну да, конечно! Фигуркина. Кого же еще? Уж от него-то точно не следует ждать никаких вывертов. По той простой причине, что ему самому чрезвычайно выгодно, чтобы я оставался Уткиным, оставался на воле и работал с ним на одной студии. Он же без меня ни одного фильма не в состоянии нормально закончить. Только благодаря моему дару виртуозного монтажера из того барахла, которое он снимает, получается вылеплять хоть сколько-нибудь сносную продукцию.
1
Герострат — уроженец греческого города Эфеса, который в IV веке до н. э. сжег храм богини Артемиды, чтобы прославиться. В результате его имя было покрыто позором, но сохранилось в веках.