Макс думает, что я сделала это. Считает меня виновной. Виновна ли я?
Я тру ладонями лицо, словно бы пытаясь вытянуть себя из трясины, в которую добровольно погружаюсь последние несколько месяцев.
Рид задумчиво меня разглядывает.
— Может, вы и вправду не убивали всю команду. Оставили одного человека сторожить добычу. Заодно подтвердить вашу историю. Как-никак на кону миллионы долларов.
Его слова воспламеняют во мне огонек неуверенности. Я не помню, как покинула лайнер. Возможно ли, чтобы кому-то удалось продержаться так долго?
Я вздрагиваю, но движение ощущается ужасающе медленным, словно под водой.
— Вам лучше надеяться, что его курс лежит во тьму, что о нем больше никогда не услышат, — отзываюсь я, четко проговаривая каждое слово.
— Мы не позволим ему уйти, Клэр. И вы это знаете, — мягко возражает Макс. — Мы отправляем корабль на перехват, основываясь на вашей рекомендации.
Под «мы», по-видимому, подразумевается «Верукс». Я щурюсь на него и выдавливаю:
— Это не моя рекомендация.
Лучше всего им держаться подальше от «Авроры».
— Что ж, после того шума, что подняла пресса по поводу вашего внезапного прибытия, никакое другое решение невозможно, — объясняет Макс, проявляя первые признаки раздражения.
Я качаю головой.
— Что бы ни находилось на борту «Авроры», пускать это сюда ни в коем случае…
— Вы ссылаетесь на «присутствие», которое якобы ощущали на корабле во время исследований, на проведение которых у вас не было права, — не скрывая скепсиса, снова заговаривает Рид.
Я смотрю на Макса, надеясь на его поддержку, но он лишь вскидывает руки, уступая инициативу коллеге.
— Вы же понимаете, как удобно все складывается в вашей истории, — продолжает тот. — Вам и вашей команде попадается самая крупная и самая скандальная находка за всю историю пилотируемых космических полетов, как раз перед самым вашим увольнением с должности капитана. — Следователь загибает один палец. — Остальные обзавелись работой на других кораблях, но вот вашу заявку на получение кредита для открытия собственной транспортной компании отклонили. — Второй палец. — У вас не было ни денег, ни будущего, кроме бесперспективной канцелярской работы, этой брошенной вам административной косточки. И вдруг из всей вашей команды, чтобы рассказать об этой величайшей находке, спасаетесь только одна вы. — Еще два пальца. — Что означает, что лайнер целиком принадлежит вам одной. — Он загибает последний палец, после чего разжимает получившийся кулак.
Вот только моей изначальной доли — пятой части из десяти процентов за найденный корабль — для осуществления моих целей оказалось бы более чем достаточно. И с практической точки зрения убийство команды ради получения всего вознаграждения — да еще возложение вины за это на некую загадочную сущность — было бы не только излишним, но и невероятно усложнило бы ситуацию, раз уж я очутилась в Башне. Однако это не тот ответ, что желает услышать Рид Дэрроу. Поставить галочку напротив моей фамилии ему определенно хочется в другой графе.
— А вы когда-нибудь видели, как человек совершает самоубийство плазменным буром? Или выдавливает себе глаза? — спрашиваю я. — И то и другое удобным при всем желании не назовешь.
— И все же вам самой каким-то чудом удалось спастись. Причем «единственная выжившая» стоит радом с вашим именем не в первый раз, не так ли? — Вопрос, надо полагать, Рид считает риторическим.
Меня пронзает ощущение предательства — холодное и острое, словно нож в глотку. Я-то думала, что все это позади. Мой взгляд устремляется на Макса, однако мужчина лишь сосредоточенно разглядывает свои руки.
— На станции Феррис вы нарушили режим карантина, объяснив свое поведение тем, что вас якобы позвал из-за ограждения в закрытый сектор кто-то из детей колонистов, — зачитывает по имплантированному коммуникатору следователь.
Бекка. Она так и стоит у меня перед глазами. Маленькая, бледная, в мешковатой белой ночной сорочке в синий цветочек. И босая, со взмокшими от пота темными волосами. Однако глаза ее лукаво поблескивали, когда она манила меня из-за ленты в модуль, где проживала ее семья.
Помню, на меня произвело впечатление, как быстро и бесшумно подружка проскользнула через шлюз. Как будто даже и не открывала его.
Однако Рид прав. Я пошла за девочкой. Я уже несколько дней не видела ее ни на работах, ни в нашей импровизированной школе. Все на станции переживали за ее семью — и остальных из того отсека. Они там умирали. Вот я и обрадовалась, увидев, что с Беккой все в порядке. И решила, что опасность миновала, раз она выбралась из постели и подошла к ленточному ограждению.