Эта секция выглядит вообще нетронутой. Люксы Платинового уровня — сплошь полированные деревянные двери, роскошные ковры, даже привинченный к стене столик с вазой пожухлых и замороженных, но по-прежнему красивых свежесрезанных цветов. Орхидеи. В космосе. Мне попросту недостает воображения, во что обходилась подобная статья расходов. И готова поспорить, что в каждом из этих номеров установлены золотые смесители. Забудьте про собачьих нянь и помощников ассистентов. Вот люди, которым необходимы свежие цветы и вода, подаваемая из драгоценного металла. Само собой, их-то секция и останется нетронутой.
Но вдруг на стене возле самого пола я замечаю смазанные кровавые буквы. Надпись слишком расплывчатая, чтобы ее можно было разобрать на ходу.
— Воллер! — снова зовет Кейн.
— Хрена с два! — вопит тот в ответ, и моя тревога возрастает. Вообще-то, он всегда был немного неуравновешенным, но это уже чересчур. — Она показывает…
— Я знаю, что она показывает, — перебивает механик. — Отключи ее, пока не запустились генератор гравитации и обогрев.
И в следующее мгновение, словно бы корабль реагирует на слова Кейна, я ощущаю тягу от генератора гравитации, которая тут же обескураживающе пропадает — как будто чья-то рука аккуратно окунает тебя под воду и затем отпускает. Это начало предупредительной последовательности из трех включений — кратковременных незначительных увеличений притяжения, обычно сопровождаемых отсчетом по системе громкой связи корабля.
Понятия не имею, о какой диагностике они толкуют и почему Воллер считает ее такой важной, но теперь до меня доходит суть проблемы, что так беспокоит Кейна.
— Воллер! — кричу я, однако тут же делаю усилие и смягчаюсь. Кричать на него бесполезно. — У нас в атриуме замороженные тела, прямо над головами. Просто плавают под куполом. Сотня, а то и больше. И это только те, которых мы заметили. Если гравитация включится на полную, они разом рухнут вниз… — Я запинаюсь. — Повсюду… будут валяться их части. Кроме того, нам неизвестно, чем вообще обернется внезапное включение притяжения!
Незакрепленные предметы всей массой обрушатся на палубы. И как это скажется на корабле, дрейфующем в холоде космоса на несколько десятилетий дольше, нежели было предусмотрено?
А после возобновления подачи тепла и кислорода не заставит себя ждать и разложение. Семьям пассажиров «Авроры» и передавать будет уже нечего. То самое тепло, что на протяжении месяца сохраняло мне на Феррисе жизнь, превратило умерших в… лужи не поддающегося описанию биологического материала.
Воллер так и не отзывается, в то время как генератор гравитации выполняет второе предупредительное включение.
Кейн впереди ускоряется. Да где же этот чертов мостик?
Мы сворачиваем за угол в конце коридора и оказываемся в помещении пошире, однако отделанном гораздо скромнее. Ковер сменяется обыкновенным синим ковролином, стены просто металлические, без деревянных панелей. Зато здесь включено аварийное освещение, отбрасывающее резко очерченные тени. О щиток моего шлема стукается красная блестящая бусинка, потом еще раз, после чего отлетает прочь, присоединяясь к сотням своих сестер, парящих вокруг.
У меня перехватывает дыхание. Кровь.
Метрах в шести слева располагается металлическая дверь, чуть приоткрытая. На ней табличка «Капитанский мостик», брызги крови и какие-то примерзшие комки, подозрительно смахивающие на серое вещество мозга, волосы и обломки костей.
Мой желудок начинает беспокойно шевелиться.
А возле двери плавают, то и дело перекрываясь тенями, два сцепившихся тела в форме. Руки их навечно сплетены в схватке. На вышитых эмблемах «Авроры» на их левых рукавах изображена простая, но изящная композиция из двух треугольников и выглядывающего из-за них кружка — словно бы над инопланетными горами восходит луна. Впрочем, теперь я кое-что знаю и потому подозреваю, что это лишь другое представление «Грации» или «Скорости». Серебряные значки в петлицах и вышитые полоски на плечах — соответственно четыре и три — идентифицируют мертвецов как капитана и старшего помощника, однако чтобы узнать их, знаков различий мне не требуется.
Капитан Линден Джерард выглядит в точности так же, как и в репортаже об отправлении лайнера, что я как одержимая смотрела много лет назад. Только теперь глаза ее закрыты, а выражение липа под синеватым отливом инея почти умиротворенное. Светлые волосы выбились из косы и теперь образуют вокруг головы пушистую корону. Если бы не маленькая рваная дыра прямо над левой грудью, окруженная расплывшейся кровавой кляксой, можно было бы принять ее за спящую.