В углу под дальней частью прилавка чародейка нашла небольшую миску с очень холодной водой — очевидно, в ней вчера торговец держал лед для рыбного прилавка. Феликса поморщившись обмакнула в нее платок и стала осторожно протирать себе шею и лицо. Это немного взбодрило ее, и она наконец нашла в себе силы встать с циновки.
Идущий мимо моряк тут же ее окликнул:
— Эй, рыбка! Почем твоя рыбка? — и дурашливо захохотал.
Феликса хотела было ответить пошловатой остротой про «вялого угря», но из домика, к которому прилегал прилавок, вышел настоящий торговец: невысокий, худой, но поджарый и крепкий, с матерой сединой лесного хищника. Явно не местный. Феликсе понравился его взгляд. Серо-зеленые глаза друга Данатоса смотрели спокойно и холодно, беззлобно, но твердо и уверенно.
— Локоть угря — пять медных. Берешь больше пяти локтей — уступлю по четыре. Селедка поменьше — два медяка за рыбину. Побольше — три медяка, — мужчина помолчал, ожидая, пока дурацкая улыбка сойдет с лица моряка. Моряк продолжал лыбиться и не сводил взгляда с Феликсы. — Чтобы пялиться на девушку, придется отдать кошелек и расправиться со мной, — с этими словами в руках торговца рыбой как по волшебству появился простой, но увесистый дрын.
Моряк плюнул, ругнулся и ушел к ближайшей корчме. Торговец тоже плюнул ему вслед, вполголоса обругал моряка, его мать, бабку и даже отца с прибавкой «если у этого крапивника таковой есть». После чего заметил, что за тупые шутки пора начать вешать, если не на шибенице, то хотя бы на позорном столбе.
Феликса не стала дожидаться реплики в свой адрес:
— Благодарю вас за приют и вмешательство, господин торговец. Могу ли я вас как-то отблагодарить за хлопоты? — тихо сказала она.
— Я не торговец, — хрипло ответил седой мужчина, — и уж точно не господин. Благодарностей мне оставил парнишка, да столько, что я на них могу до цирроза упиться. Я бы на твоем месте поскромнее одевался в портовом городе, дева, — добавил он.
Феликса хмыкнула. «Знакомое лицо», — отметила она. Все-таки вспомнила.
— Отличный совет от «не-торговца». Последую ему при ближайшем случае. Бывай, солдат.
Седой неожиданно лукаво улыбнулся и легко поклонился ей.
— Бывайте, госпожа капитан.
Феликса пробиралась глухими узкими портовыми улочками к докам. Она задавалась вопросом, сколько еще соотечественников, бежавших от бунтарей из Арделореи, она может здесь встретить?
Солдата она едва узнала. Бедеранский загар и изрядная для его лет седина сильно изменили его. Он не ходил с ней в морской дозор на одном корабле, но держал вахту в порту, настоящий служака, точно на своем месте. Однажды Феликса видела, как он выпорол форменным ремнем пойманного за руку карманника. Он отошел подальше от скоплений народу, так, чтобы никто не услышал всхлипы пацаненка, но Феликса перед рейдом всегда магически обостряла органы чувств, и все равно все слышала. Ей показалось, что мальчик больше плакал от обиды или стыда, чем от боли. Потом солдат долго и жестко выговаривал ему за воровство, пугал рассказами о публичных казнях. Воришка шмыгал носом и клялся всем, что только мог вспомнить, что больше так не будет. Конечно, откуда мальчик мог знать, что в Арделорее не казнят детей младше шестнадцати?
На следующий день вернувшаяся из рейда Феликса снова увидела того воришку — и едва узнала его. Его отмыли и нарядили в фартук булочника и комичный белый колпак, который то и дело грозил сползти ему на нос. Пацан смешно дергал бровями вверх, чтобы поправить его, и звонко кричал на весь порт: «Свежие булочки! С маком, вареньем, повидлом! Пирожки горячие! С рисом и рыбой, с картошкой, с мясом, с яйцом и луком, свежие, только из печи!». Солдат стоял возле оружейного склада и усмехался себе в усы. Рядом размахивал руками и громко хохотал булочник, которому больше не было нужды трудить свои старые ноги, простаивая с товаром в порту.
Феликса улыбнулась воспоминаниям. Она как раз вынырнула из очередного переулка прямо к складам у доков и увидела похожего мальчишку. Но на его прилавке вместо свежих ароматных булочек и пирожков лежали совершенно несъедобные на взгляд Феликсы лепешки, которые в Бедеране ели вместо хлеба. Девушка вздохнула и стала высматривать «самую убогую лодку на свете».
В доках стояло очень много лодок и кораблей, которые Феликса не задумываясь назвала бы убогими. У некоторых был сильный крен. Часть кораблей вообще с натяжкой можно назвать даже ялом; многие демонстрировали латаные-перелатаные паруса. Наконец Феликса поняла, о какой лодке шла речь.
У самого крайнего причала, которым почти никто не пользовался, потому что один из столбов прогнил и часть его уже утопала в воде, была пришвартована лодка. Она завалилась на бок почти до середины борта; парус обтрепался до дыр. Борт, выглядывающий над водой, сильно рассохся. Феликса придирчиво оглядела киль, вписанный в песчаную косу, намытую волнами. Киль покрывали трещины; из самой большой прямо на глазах у Феликсы выполз маленький неуклюжий рак-отшельник.