Нас, оставивших Лондон серым ненастным утром, было шестеро; я, мой молодой помощник Николас Овертон и четверо крепких парней, вооруженных ножами и мечами, — все они состояли на службе у Томаса Пэрри, главного управляющего двором леди Елизаветы. Их командир Фоуберри, молчаливый мужчина средних лет, прибыл в Линкольнс-Инн за день до этого; он доставил письмо патрона, который срочно вызвал меня в Хатфилд. В послании говорилось, что мне предстоит помочь леди Елизавете в некоем безотлагательном и деликатном деле. Мне следовало отправиться в путь вместе с гонцом, провести ночь в загородном трактире и следующим утром предстать перед Пэрри и леди Елизаветой. В письме сообщалось также, что мой патрон на всякий случай послал с Фоуберри еще трех человек, которым предстояло сопровождать нас; учитывая, что после майских мятежей в стране было неспокойно, предосторожность эта отнюдь не казалась лишней. Меня несколько удивило, что Пэрри, всегда отличавшийся многословием, ограничился столь кратким посланием, и по дороге я ломал себе голову, что предвещает подобная лаконичность. Приобретение и продажа земель для леди Елизаветы, которыми я по поручению гофмейстера занимался в течение двух лет, разумеется, относились к числу деликатных дел, однако не требовали срочности.
В пути мы почти не разговаривали; ненастная погода не способствовала оживленной беседе. Николас ехал рядом со мной, склонив тощее длинное тело на шею лошади. С другой стороны от меня трусил Фоуберри, сзади — трое его людей. Одинокие всадники и повозки, груженные различными припасами, встречавшиеся нам на дороге, двигались в противоположном направлении, в сторону Лондона. Лишь однажды нас обогнал гонец в яркой ливрее королевских цветов, сопровождаемый двумя вооруженными слугами, которые, оглушительно трубя в рожки, сделали нам знак уступить дорогу. Обрызгав нас грязью из-под лошадиных копыт, они быстро скрылись вдали. Николас вопросительно взглянул на меня; пряди рыжих волос, падавшие ему на лоб, так промокли, что напоминали крысиные хвосты, а капавшая с них дождевая вода заставляла юношу поминутно моргать.
— Любопытно, что он везет, — заметил Овертон. — Очередное воззвание лорда-протектора Сомерсета?
— Скорее всего. Хотел бы я знать, чему оно посвящено на этот раз.
— Возможно, протектор провозглашает, что отныне слепые должны прозреть, а рыбы — летать по воздуху.
Я рассмеялся, однако Фоуберри, ехавший рядом со мной, бросил на Николаса неодобрительный взгляд.
Близился вечер, серое небо потемнело.
— Я полагаю, вскоре мы должны прибыть на постоялый двор, — сказал я, повернувшись к Фоуберри.
— Да, сэр, думаю, до постоялого двора уже недалеко, — ответил он своим низким, глубоким голосом.
Подобно Пэрри и многим другим служащим при дворе леди Елизаветы, он был валлийцем. В седле наш сопровождающий держался прямо, не обращая внимания на ненастье; выправка выдавала в нем бывалого солдата. Возможно, как и большинство его земляков, он был участником войн с Францией.
Я растянул губы в улыбке и заметил:
— Очень удачно, что по распоряжению мастера Пэрри мы должны провести эту ночь в трактире. Иначе мне пришлось бы предстать перед леди Елизаветой мокрым и грязным, как крыса, выскочившая из сточной канавы.
— Да, сэр, показываться перед нею в таком виде негоже, — с непроницаемым лицом кивнул мой спутник.
Я понял, что все попытки вытянуть из него хоть что-нибудь о причинах столь внезапного вызова обречены на поражение; даже если этому человеку что-то известно, он будет хранить молчание.
Николас, придержав лошадь, указал хлыстом направо. В отдалении, за ячменным полем, светился огонек.
— Посмотрите-ка туда, мастер Фоуберри! — воскликнул Овертон. — Может, это и есть постоялый двор?
Фоуберри придержал лошадь и сделал своим людям знак последовать его примеру. Смахнув с глаз дождевые капли, он вперил взгляд в сгущавшийся сумрак. И наконец изрек:
— Нет, это не постоялый двор. Нам нужно проехать еще около мили. — Посмотрев вдаль еще несколько мгновений, он добавил: — Это не свет из окна, а огонь. Скорее всего, кто-то развел костер в роще за полем.
— Может, там лагерь крестьянских мятежников? — предположил один из его людей, коснувшись рукояти меча.
— Я слыхал, в Хэмпшире и в Сассексе вновь начались волнения, — негромко ответил ему командир.
— Это лишь один-единственный костер, — покачал я головой. — Скорее всего, его развели какие-нибудь путники вроде нас.
— Очень может быть, что эти путники поджидают одиноких всадников, дабы их ограбить. — Фоуберри сплюнул на землю. — Согласно новому закону, принятому парламентом, подобных шельмецов следует клеймить и строго наказывать. Мы должны предупредить хозяина постоялого двора, что видели костер, — продолжил он. — Пусть трактирщик сообщит об этом констеблю, а тот пошлет туда городскую стражу. — Он повернулся ко мне. — Вы согласны, мастер Шардлейк?