— Так оно и будет, — с непроницаемым лицом кивнул Тоби.
Я подошел к часовому и протянул ему верительную грамоту, которую Копулдейк вручил мне в Лондоне.
— Нам необходимо увидеть заключенного по имени Джон Болейн, — сообщил я.
Часовой кивнул и распахнул перед нами калитку. Поднявшись на каменное крыльцо и миновав богато украшенную арку, мы оказались в огромном пустынном зале с высокими узкими окнами, сквозь которые проникал тусклый свет. Как и во всех на свете тюрьмах, тут разило сыростью, мочой и потом. Несмотря на стоявшую за стенами замка жару, воздух здесь оставался холодным и влажным. Двое стражников играли в карты, устроившись у грубого деревянного стола. Один из них, оторвавшись от этого увлекательного занятия, устремил на нас вопросительный взгляд. Я изложил наше дело, и он крикнул: «Орестон!» Зычный голос эхом разнесся под сводами просторного зала. До меня долетел топот шагов по железной лестнице. Мгновение спустя одна из внутренних дверей распахнулась и перед нами предстал здоровенный детина в грязной блузе; на поясе у него висела дубинка.
— Тут целый отряд законников хочет увидеть Болейна, — сообщил ему часовой.
Тюремщик бросил на нас любопытный взгляд.
— Как я смотрю, кого-то из важных людей сильно интересует мастер Болейн, — пробормотал он.
— Его адвокат живет в Лондоне и не смог приехать. Он передал мне свои полномочия, — пояснил я и кивнул в сторону Тоби. — А это его помощник, мастер Локвуд.
Вслед за тюремщиком мы спустились на один пролет по железной лестнице и оказались в коридоре с каменными стенами и узкими окнами; в коридор выходило несколько дверей с зарешеченными оконцами. Звук наших шагов гулко раздавался под сводами замка; заслышав его, заключенные подходили к оконцам своих камер и провожали нас тоскливыми взглядами. Остановившись возле одной из дверей, тюремщик выбрал ключ из связки, висевшей у него на поясе, и отпер ее.
Камера Джона Болейна оказалась совсем крохотной; свет проникал туда только через маленькое окошко, расположенное под самым потолком. Я догадался, что мы находимся под землей. Пол покрывали грязные циновки; вонючая бадья, табуретка и деревянная кровать с соломенным тюфяком составляли всю обстановку камеры. Заключенный, сидя на кровати, читал Евангелие при тусклом свете, падающем из окна. Когда мы вошли, он поднял голову.
Я ожидал, что Джон Болейн, подобно своим сыновьям, окажется светловолосым и дородным. И действительно, высокий рост и широкие плечи близнецы явно унаследовали от отца; однако волосы и борода у него были черными как смоль. Изборожденное морщинами чумазое лицо выглядело до крайности изнуренным, в глазах застыло выражение безнадежности. Трудно было поверить, что перед нами один из крупнейших землевладельцев Норфолка. Впрочем, еще в Лондоне Тоби Локвуд утверждал, что Болейн пребывает в удручающем состоянии.
— Что, мастер, хотите примириться с Господом до того, как вас повесят? — жизнерадостно осведомился Орестон.
Болейн промолчал, ограничившись презрительным взглядом.
— Оставьте нас, — повернулся я к тюремщику.
Он пожал плечами и вышел, закрыв за собой дверь.
— Сержант юстиции Мэтью Шардлейк, — представился я, протянув Болейну руку. — Приехал разобраться в вашем деле. Это мой помощник, мастер Овертон. Полагаю, с мастером Локвудом вы знакомы.
— Да, — сдержанно ответил Джон. — Надо же, сержант юстиции! Никак не ожидал, что сюда пришлют адвоката, занимающего столь высокое положение.
— В этом мире есть люди, которые хотят вам помочь, мастер Болейн, — улыбнулся я. — Я не имею полномочий представлять ваши интересы в суде, так как дело относится к разряду уголовных. Однако намерен собрать все факты, проливающие свет на случившееся. С вашего позволения, я сяду. В последнее время спина доставляет мне много неприятностей.
— Вы уже встречались с моей женой Изабеллой? — спросил Болейн, и голос его неожиданно потеплел.
— Пока еще нет. Надеюсь, завтра мы сможем съездить в Бриквелл и поговорить с ней.
— Они заявляют, что теперь Изабелла не считается моей законной женой. Здешний священник не разрешил ей навещать меня, — вздохнул Болейн, и лицо его исказилось от злобы. — Меня повесят, в этом можно не сомневаться. Им ненавистно мое имя, ненавистна моя жена… И соседи давно мечтают прибрать к рукам мои земли.
— На суде имеют значение лишь факты, а чувства не играют никакой роли, — заметил я, пытаясь его приободрить. — Если вы не возражаете, я задам вам несколько вопросов. У меня с собой ваши прежние показания, — сообщил я, вынимая из сумки бумаги.