Декан поднял голову, увидел Ладейникова и приглашающе махнул рукой. Валерий Борисович вздохнул еще раз и вошел. Остановился возле стола для заседаний, а потом, заметив рядом с собой выдвинутый стул, опустился на него.
– И отца попросите не звонить мне больше по этому вопросу, – сказал декан, заканчивая телефонный разговор.
Еще не положив трубку на рычаг аппарата, он тут же потянулся к другому.
– И вот так постоянно, – произнес Николай Михайлович устало и раздраженно. – Отчисляем кого-то за нерадивость, потом начинается… Ладно бы сами студенты трезвонили, а то ведь родителей подключают, знакомых. У этого разгильдяя папаша в канцелярии вице-губернатора служит. Ну и что с того? Устал я от всего. И без того дел по горло.
Храпычев посмотрел в окно, потом на трубку в своей руке. Подумав немного, положил ее на место. Снова глянул в окно, за которым летали первые редкие снежинки, и вспомнил о Валерии Борисовиче:
– А теперь с тобой. Ты понял, зачем я тебя вызвал?
Ладейников потряс головой, не догадываясь. Его можно было вызвать по целому ряду причин. Может быть, из-за того, что он написал заявление с просьбой о переносе даты защиты докторской еще на полтора месяца.
Храпычев откинулся на спинку кожаного кресла.
– Все, Валера. Увольняют тебя.
– За что? – удивился Ладейников. – И почему в начале года?
– Это не мое решение. Я тебя и так по старой дружбе прикрывал сколько мог. В университете ты пьяным появлялся?
– Никогда!
– Мне-то не ври. Выхлоп был? Был. Потом еще романы со студентками…
– С какими? С одной только аспиранткой. Так я женился на ней, ты же сам свидетелем у меня на свадьбе был.
Открылась дверь, и в кабинет вошла секретарша. Она улыбнулась декану, а на Ладейникова покосилась так, словно тот лишний здесь.
– Юлечка, попозже, – сказал декан.
Секретарша двинулась назад. Она еще не вышла, а Храпычев, наклонившись над столом, понизил голос:
– К тому же, Валера, ты студентам пишешь курсовики и дипломы.
– Что за бред?
– Да, да. Не изображай удивление. Студентка второго курса Хакимова подписала заявление и указала в нем, что ты предложил ей свое покровительство в обмен на…
Николай Михайлович поднял глаза и увидел застывшую в дверях улыбающуюся Юлю.
– Я только хотела напомнить, что в час совещание у ректора, – сказала секретарша.
Храпычев кивнул, показывая, что он прекрасно помнит обо всем. Девушка с достоинством удалилась, притворив за собой дверь осторожно и – неплотно.
– Хакимова не ходила на лекции и семинары, – начал объяснять Ладейников. – Я только сказал ей, что с таким отношением к выбранной специальности она никогда не сдаст мне экзамен.
– Ну, вот видишь… Что тут отрицать? Короче, приказ об увольнении ректором уже подписан. Получи обходной листок и…
Валерий Борисович поднялся, пересек кабинет и закрыл дверь. То, что сейчас сказал декан, не умещалось в его голове: почему вдруг сразу увольняют? И почему об этом так спокойно говорит декан – человек, с которым они пять лет проучились на одном курсе, в одной группе… Да что там – человек, с которым столько лет дружили!
Ладейников посмотрел на Храпычева и понял: тот менее всего расположен сейчас вспоминать далекое прошлое. И все же Валерий Борисович попытался использовать последний аргумент:
– Коля, а кто мой курс возьмет?
Храпычев вздохнул, опять бросил взгляд на снежинки за окном, потом начал листать лежащий на столе ежедневник. И наконец кивнул.
– Согласен, некому его взять. Значит, придется мне лично, хотя не представляю, как совместить, времени совсем нет. Но, в конце концов, моя докторская как раз касалась экономического обоснования бизнес-проектов…
Ладейников обернулся на плотно прикрытую дверь, шагнул к столу и перешел на шепот:
– Ну, только мы с тобой знаем, кто писал за тебя диссертацию.
– Это что, шантаж? – возмутился декан, однако тоже шепотом. – Да, ты помог мне немного, но речь сейчас не об этом… И потом, не я принимал решение об увольнении.
– А где я работу сейчас найду?
Николай Михайлович поднялся и застегнул пуговицу на пиджаке.
– Все, Валера. Извини, я очень занят.
Возле кафедры экономического планирования Ладейникова караулил профессор Бродский.
– Добрый день, Валерий Борисович. Мне тут навязали оппонировать на защите кандидатской. Не могли бы вы уделить мне часок-другой? Посмотрели бы текст…
Валерий Борисович молча покачал головой и взялся за ручку двери. Но Бродский ухватил его за рукав.
– Может, завтра?
– Не знаю. Меня сегодня уволили, – ответил Ладейников и вошел на кафедру. Но на пороге обернулся: – Счастливо оставаться.
– Как так? – удивился Бродский. Затем спросил уже у закрытой двери: – За что?
Профессор увидел заместителя декана по учебной работе Бабелюк, куда-то спешащую, и попытался остановить ее:
– Бэлла Аркадьевна, вы слышали: Ладейникова уволили!
Ученая дама чуть сбросила темп и ответила на ходу, нисколько не удивленная известием:
– Вот и поделом. Вы что, не знаете, что Ладейников – запойный пьяница?
Бабелюк поспешила дальше, но остановилась, вспомнив самый большой грех уволенного доцента. Оглянулась и зло бросила:
– Еще и бабник к тому же.
А потом побежала по коридору с удвоенной скоростью, чтобы компенсировать время, потерянное на короткую дискуссию.
– Да что вы говорите? – удивился профессор Бродский. – Кто бы мог подумать! А ведь столько лет притворялся порядочным человеком…
Если бы Валерий Борисович знал, что о нем думают некоторые коллеги, он бы тоже удивился. Пьяницей он не был, хотя в последнее время по вечерам частенько захаживал в одно не очень чистое заведение по соседству со своим домом. В заведении он общался с приятелями и выпивал пару кружек пива. Иногда больше. А потом возвращался домой. Всегда один. И дома его никто не ждал. Может, он и не отказался бы стать чуть-чуть бабником, но женщины отнимают слишком много времени. Так что пиво было единственной слабостью, которую Ладейников мог себе позволить. Да еще на праздничных вечеринках профессорско-преподавательского состава он вместе со всеми выпивал немного шампанского или коньяка. Совсем чуть-чуть. Последнее – по двум причинам сразу: во-первых, потому что не любил напиваться, а во-вторых, потому что его все время выхватывала из-за стола Бабелюк и тащила танцевать.
– Экая вы неугомонная, Бэлла Аркадьевна, – говорил ей Ладейников.
– Да, я такая, – шептала ему в ухо заместитель декана. – Вы еще меня не знаете! Проводите же меня сегодня домой, я приказываю…
Однажды он согласился. Причем отнюдь не потому, что хотел узнать о неугомонности Бэллы Аркадьевны как можно больше. Просто ему показалось, что Бабелюк сама не доберется. Он поймал такси, довез замдекана до дома на окраине города в новостройках, вытащил из машины и попросил таксиста подождать немного. Сделал только одну ошибку – заплатил вперед. Потом довел Бэллу Аркадьевну до лифта, поднял на восьмой этаж и долго выяснял, где дверь ее квартиры. Пришлось разбудить соседей. От них Валерий Борисович узнал не только номер квартиры, но и много чего еще о Бэлле Аркадьевне. Затем он нашел в сумочке Бабелюк ключ, открыл дверь и пожелал засыпающей на ходу коллеге спокойной ночи.
Но та вдруг очнулась и, оказавшись совершенно трезвой, стала требовать осмотреть ее квартиру. Когда Ладейников все же начал спускаться по лестнице, Бабелюк плюнула в него, хотела ударить ногой, но промахнулась и упала. В результате сломала ногу и затем пару месяцев ходила в гипсе, что не помешало ей в дальнейшем носиться по факультету со скоростью «Невского экспресса».