— Теперь я весь мокрый, — констатировал я укоризненно, помогая девушке встать.
— А я осталась без сапог, — она показала босую ногу. — Блин, чуть не утонула.
— Обращайся, — сказал я, отфыркиваясь от противной болотной воды.
— А ты сильный… — сказала Клюся таким странным задумчивым тоном, что Лайса раздраженно перебила:
— Он женат. А ты малолетняя девчонка.
— Я совершеннолетняя девчонка, — поправила девушка ее небрежно, демонстративно оглядывая мой облепленный мокрой футболкой торс.
Торс у меня еще ничего, кстати, без лишней скромности скажу. И живот пока втягивать не требуется. Тридцать три — еще не старость. Тьфу, куда это меня понесло? Это адреналин так работает. И обтянутая почти прозрачной от воды майкой девичья грудь перед носом.
— Мы тут не за этим, — недовольно напомнила Лайса.
— Ой, скрипка же! — опомнилась Клюся, моментально забыв про меня. — Мама!
Скрипка продолжала звучать где-то неподалеку. Пьеса закончилась и началась снова, как будто скрипач не знал других мелодий, или там играет закольцованная запись. Не ловушка ли это? Музыкальный манок на одну слишком экзальтированную девушку? Ладно, посмотрим. Не назад же поворачивать? Кстати, Клюсина бита в процессе купания куда-то уплыла, ей теперь лягушки в бейсбол играют.
Мы выбрались с гати на очередной остров. На этот раз искусственность его происхождения бросалась в глаза — столбики по углам и полуразрушенная арка показывали, что над ним когда-то была крыша.
Жаль, что сейчас ее нет, потому что дождь усилился. Не то чтобы нам было что терять, но…
Звук скрипки доносился из квадратного отверстия в центре. Вниз уходила узкая каменная лестница, мокрая и скользкая от дождя. Уходила ниже уровня болота, но вода в проеме не стояла, а значит — здание не залито. И там нас ждут сюрпризы. Вряд ли приятные.
Клюся потеряла свою керосинку, и мы остались с моей «блендочкой», которая, к моему удивлению, пережила купание в воде без последствий. В ее неярком свете мы спустились по лестнице и пошли на звук по коридору. Выложенному из камня, квадратному в сечении, шириной метра четыре и длиннее, чем мы можем увидеть при таком освещении. Звук скрипки заполняет его бесконечно повторяющейся липко-привязчивой мелодией, которая мне теперь, наверное, сниться будет. Приходилось придерживать Клюсю, чтобы она не рванула вперед бегом — не стоит бегать сломя голову в незнакомых странных подземельях. Это вам любой Индиана Джонс скажет.
Коридор окончился, выведя нас в большой темный зал, где эхо причудливо гуляло между колонн. Одинокая тонкая свеча впереди освещала сидящий темный силуэт со скрипкой, пламя вздрагивало от движений руки со смычком.
— Мама! — крикнула Клюся и рванулась вперед, выдернув свою руку из моей.
— Ма… — сказала она, добежав, — и осеклась.
Существо, повернувшееся к нам, было женщиной. Очень худой, очень бледной — и очень мертвой.
«Мертвая женщина играет на скрипке» — крутилась в моей голове оторвавшаяся от внезапно заглохшего мыслительного процесса фраза.
Глупая фраза. Мертвые не играют на скрипках. На барабанах и роялях тоже. Мертвые лежат и никого не беспокоят громкими звуками, чем выгодно отличаются от живых. Так что эта женщина, конечно, не мертвая. Она просто так выглядит. На карнавале в Хэллоуин она взяла бы главный приз, если бы удалось поймать разбежавшееся с перепугу жюри.
Это совсем не как в кино. Она не похожа на зомби. Она не похожа на вампира. Она не похожа на оживший труп. Она просто выглядит очень-очень мертвой, играя на этой чертовой скрипке. И это нереально страшно, до полного паралича.
Перед ней, на низком каменном ложе, лежит обнаженная девочка. И она просто мертвая, без всяких скрипок, за что ей большое спасибо. Бедная Катя, не уберегли мы ее. Глаза закрыты, бледные губы приоткрыли посмертный оскал, тонкие руки сложены на едва обозначившейся груди. Мертвая женщина играет на скрипке над мертвой девочкой. От тягостного безумия этого зрелища хочется завыть и убежать.
Что мертвая женщина и проделала. Она прекратила играть, оборвав мелодию на полуфразе, аккуратно, грифом к голове, положила скрипку девочке на живот, рядом поместила смычок — и вдруг, издав полустон-полукрик, сорвалась с места с потрясающей скоростью, исчезнув в темноте коридора. Только быстрый топот босых пяток по камню удалялся-удалялся, да и затих. Гнаться за ней почему-то никому в голову не пришло.