— Она не родная мать твоей дочери, то есть терпеть ее «ради ребенка» ты не обязан. Верно?
— Вполне.
— И какого же сраного черта ты ждешь этого «не нужен»? — сердито спросила Клюся. — Каких еще признаков ненужности тебе не хватает? Почему ты не можешь сказать: «Иди нахер, бывшая дорогая»? Может, хватит рога об забор чесать?
— В иных обстоятельствах я так бы и поступил, — согласился я. — Усвистала с музыкантом и на здоровье, играйте себе дуэтом марш Мендельсона. Но она попала в беду, и тут включаются другие механизмы. Аварийные, если угодно, протоколы «своих не бросаем». Черт, да, большой любви у нас никогда не было, но мы не чужие люди. Я вытащу ее, помогу, чем смогу, а когда все успокоится, спрошу еще раз: «Ты уверена, что справишься дальше сама?»
— А если она скажет «нет»? Если не захочет тебя отпустить? Она получила от жизни по носу, напугана, растеряна, никому не нужна. Что если она решит, что от добра добра не ищут? Примешь ее? Сделаешь вид, что ничего не было? Повесишь рога над кроватью?
— Тогда и посмотрим.
— Да что с тобой не так? — обиженно сказала Клюся. — Ты говоришь, я слишком маленькая для тебя, ладно. Но это быстро проходит, знаешь ли. А вот предавшая тебя однажды, предаст снова. Зачем ты вообще на ней женился, если не любил?
Не знаю, как так получилось — то ли обстановка располагала к откровенности, то ли мне давно хотелось с кем-нибудь поделиться… В общем, я все ей рассказал. И про Марту, и про Настю и да — про Анюту. Безумную и единственную мою любовь, с которой все началось и после которой все закончилось.
— Так Марта, получается…
— Да, — кивнул я.
— А знаешь, — сказала она задумчиво, — это многое меняет. У Сумерлы может быть в ней свой интерес.
— Я не понимаю, — взмолился я. — Зачем всем нужна Марта? Зачем всем эти дети? Зачем все лезут к Насте? Что вообще происходит?
— Я сама точно не знаю, — призналась Клюся. — Но в таких, как они, есть нечто особенное.
— Так пойдем, черт побери, и уже выясним!
— И то верно, — спрыгнула с бочки Клюся. — Ох, черт, как же жопу-то отсидела… Не помассируешь девушке ягодицу, старичок?
— Шлепать детишек непедагогично, — ответил я в том же тоне, и мы пошли дальше по темным сырым тоннелям.
Сумерла вышла нам навстречу, как только мы выбрались на поверхность. Это был какой-то новый для меня участок Могильников — больше похожий на обыкновенное старое кладбище с плотными хаотическими россыпями каменных плит, с крестами и без. Луна и легкий туман придавали им вид готично-романтический, дочка бы уже вовсю клацала фотоаппаратом. В этом свете лицо Сумерлы снова казалось детским и даже красивым. Как будто милую, но очень грустную девочку загримировали на карнавал в День Мертвых и забыли потом умыть. Грим размазался, да так и застыл навеки. За спиной маячила несуразная фигура Маржака, ее вечного телохранителя.
— Прилытала, рухлена вострошарая? — недобро спросила она у Клюси.
— У тебя, охлестка балагтова, не спросилась! — дерзко ответила девушка, похлопывая по ладони битой.
— Эка ты взбутусилась понасердке, шафурка! Ужли разгалядно вавакать ноне вестно?
— Не те зазрить, керасть коростова!
— Так, — решительно перебил я, — барышни, хватит ругаться! Я ничего не понимаю, но мы не отношения выяснять пришли.
— Знаю я, зачем ты пришел, — сказала Сумерла. — Мертвая ведьма послала?
— Я сам кого хочешь пошлю. Но есть мнение, что у вас моя жена.
— Ах, Архелия, дура старая… — покачала головой карлица. — Уже и померла, а все неймется ей. Не сосватала тебе свою нерожденку?
— Мы обсуждаем мою личную жизнь? Тогда скажите лучше, где моя жена.
— Здесь. Где ж ей быть-то теперь?
Это «теперь», учитывая место действия, мне совсем не понравилось, но я не для того тащился ночью по подземельям, чтобы уйти ни с чем.
— Я пришел за ней.
— Пошли.
Что, вот так просто? Подозрительно…
— И ты, прийма Мизгирева, иди, — бросила она Клюсе, развернулась и пошла между могил. Маржак двинулся следом.
— Прийма? — крикнула ей в спину девушка. — Ты сказала «прийма»?
— А ты думала, кровная, рухлена? — бросила Сумерла через плечо. — Откуда у него дети, у шиша хупавого?
— А мать? Что с моей матерью?
— За мной иди, сказано тебе, хухря зазорная!
Мы дошли до высокого строения — то ли большой крипты, то ли маленькой часовни. Внутри было темно, только луна светила через фигурную решетку окна.
— Ждите, — бросила Сумерла и растворилась в тенях. Охранник ее остался стоять несуразным чучелом.