— У тебя их что, склад? — удивился я.
— Я запасливая. Никогда не знаешь, когда девушке хочется сыграть в бейсбол.
Клюсю томный брюнет заметил и уставился на нее так, что, казалось, халат задымится.
— Иди-ка ты наверх, — велел я ей. — Я разберусь.
Я раздвинул столпившихся плотной пробкой подростков и сказал:
— Спасибо, ребятки, дальше я сам.
— Антон Эшерский? — с неприятной интонацией некоторой даже брезгливости в голосе спросил брюнет.
— А вы сами как думаете? — ответил я. — Вижу, что с трудом.
Как только я его увидел, сразу понял, что мы не подружимся. Так зачем изображать вежливость?
— Мне говорили, что вы редкостный хам. Вижу, не соврали.
— Рад, что не обманул ваших ожиданий, кто бы вы там ни были. Ну а мне, чтобы разглядеть мудака, чужие подсказки не нужны.
Ну вот, произошла взаимная идентификация. Что дальше?
— Нам необходимо поговорить.
— Ну, говорите, если так приперло.
— Пройдемте с нами.
— Нет.
— Почему?
— Не хочу.
— Это в ваших же интересах.
— Да что вы говорите? — удивился я. — Спасибо за беспокойство, но я сам позабочусь о своих интересах. Говорите или проваливайте, мне все равно.
Двое коренастых напряглись, но не сдвинулись с места. Красавчик пожевал губы, потом решился:
— Я Гавран Вица.
И уставился на меня так, как будто я должен пасть на колени с протяжным криком «Бааарин приееехал!». Но я не пал. В первый раз слышу.
— Сочувствую, — ответил я, пожав печами. — В Израиле у меня есть знакомый по фамилии Гавнун, так что Гавран еще ничего.
— Он стрый. Мой дядя по… по Мизгирю, — прошептала сзади Клюся. — Его двоюродный брат. Никогда раньше его не видела, он в Оболенске живет.
— Вы способны вообще говорить серьезно? — разозлился этот Гавран.
— Только с серьезными людьми.
Подростки за моей спиной осмелели и начали тихо хихикать. Его это очевидно бесило. Он окинул их взглядом, нехорошо улыбнулся и заявил:
— Я — новый директор интерната!
— А куда делся старый? — удивился я.
— Невзор Недолевич Войт найден сегодня мертвым.
Дети за моей спиной дружно выдохнули и почему-то скучковались вокруг меня, подпирая в спину.
— Какая трагедия, — сказал я равнодушно. — И какова же причина безвременной кончины директора?
— Самоубийство. И, поскольку я как раз оказался в городе…
— Какое удивительное совпадение! — сказал я скептически.
Дети еще плотнее прижались ко мне, как цыплята к наседке при виде коршуна.
— Возможно, у полиции еще будут вопросы к вам в этой связи, — бросил он мне, — но я здесь не за этим.
— Хотите немедленно вступить в должность?
— Вы уверены, что хотите обсуждать это здесь, в их присутствии? — он брезгливым жестом указал на подростков.
Я промолчал, пристально глядя на него. Если есть что сказать — пусть скажет. Тут что-то нечисто, зачем-то я ему очень нужен. Как новый директор он мог просто велеть мне выметаться и был бы в полном своем праве.
— Дело в том, — нехотя, аж кривясь лицом от нежелания это произносить, выдавил стрый, — что интернат не полностью подконтролен муниципалитету. Он управляется советом учредителей, в котором решающий голос был у Невзора. И, представьте себе, оказалось, что он перед своим уходом назначил вас врио директора с полным переходом всех прав решающего голоса.
— Меня?
Сказать, что я удивился, — это сильно преуменьшить.
— Вас, — опять скривился красавчик. — Разумеется, мы оспорим это решение в суде, но разбирательство может затянуться. А поскольку это очевидная ошибка, господин Войт явно был неправоспособен в момент принятия этого решения, о чем говорит его последующее… Его трагический поступок. В общем, вам нужно просто подписать отказ.
— То есть, — выцепил я главное, — никакой вы на самом деле не новый директор. Вы просто хуй с горы. Так?
— Зачем вы обостряете… — начал он.
— Так валите на хер из МОЕГО интерната!
Я уже думал, что он сейчас спустит на меня эту парочку костоломов — во всяком случае, эта мысль ему в голову явно приходила. Но он сдержался.
— Вы очень об этом пожалеете, — сказал он пафосно и величественно удалился.
Знал бы он, сколько раз в своей жизни я слышал это обещание! Иногда поспешные решения действительно выходили мне боком, но вот не жалел я о них ни разу. И сейчас вряд ли стану.
Первой на мне с радостным визгом повисла решительная Оксана, а потом меня едва не погребло под телами подростков.