— И что теперь?
— Я запретил ей эти эксперименты.
— Запретил убивать людей? Надо же, как просто. И она послушается?
— А что ты хочешь? Посадить ее в тюрьму? Эмоционально ты прав, по сути — нет. Во-первых, она никого не убивала. Для нее они просто меняли одну форму существования на другую. Во-вторых, эти твои детишки, между нами говоря, не вполне…
— Так, вот сейчас… — начал закипать я.
— Стоп-стоп! Остынь! Я про формальную сторону вопроса. Я не зря спрашивал тебя про бессмертие, понимаешь?
— В жопу такое бессмертие! — сказал я, припомнив призрак Кати в зеркале.
— Ну и ладно, в жопу так в жопу, — не стал спорить Петрович. — Как будто тебя кто-то уговаривает. Все, эта история закончилась.
— Ах, ну да… Ты ей запретил…
Забавненько.
Клюся с ребятами заиграли со сцены что-то несложное-танцевальное, довольно прилично, кстати. Во всяком случае, сразу стало веселее, народ еще не плясал, но уже двигался в ритме, притопывая и пританцовывая на ходу.
— Антон, не уделите пару минут?
— Александр Анатольевич? — увидев тут Вассагова, главу безопасности из Стрежева, я даже не удивился.
Не задумывался об этом специально, но, после Кеширского, подсознательно ожидал дальнейших флешбэков.
— Давно не виделись, Антон!
— Я не соскучился, если честно.
— Что же вы сразу грубите! — попенял мне безопасник. — А ведь я тут ради вас!
— Серьезно? — спросил я скептически.
— Не только, — поправился он. — Происходящие тут процессы интересны и поучительны сами по себе. Но, тем не менее, разговор с вами стал одной из причин, по которым я решил прибыть лично.
— И о чем будем разговаривать?
— О вашей… хм… дочери, — Вассагов покосился на весело смеющуюся Настю. Она болтала с ребятами и, кажется, впервые за долгое время выглядела довольной жизнью.
— Внимательно слушаю.
— Антон, вы не хотели бы вернуться в Стрежев?
— Александр Анатольевич, не вы ли мне настойчиво рекомендовали никогда ни в коем случае не возвращаться?
— Каюсь, — вздохнул безопасник, — был не прав. Ваша дочь казалась лишним дестабилизирующим фактором. Мы, может быть, несколько безапелляционно вам ее навязали, но немедленно убрать ее из города выглядело тогда хорошей идеей.
— А теперь?
— А теперь не выглядит.
— Как она говорит: «Пичалька».
— Именно. Со слов Ивана я знаю, что отдать вы ее не хотите. Понимаю — проснулись отцовские чувства. Уважаю, не смею настаивать. Кстати, не знаете, что с ним случилось?
— Знаю. Он смел настаивать.
— Он хотя бы жив?
— В специфическом местном смысле этого слова — да.
— Ах, да, — поморщился Вассагов, — покляпые. Ох уж мне эта жижецкая экология… Но это их проблемы, мы не вмешиваемся. И, тем не менее, как вы смотрите на переезд в Стрежев?
— Не вижу резонов.
— Ваша дочь там будет в безопасности.
— Знаете, пока что главную опасность для нее представлял ваш сотрудник… Кстати, это вы устроили давление через ювеналку и прочие фокусы?
— Что-то мы, что-то нет… Чтобы вы там ни думали, но Стрежев — не единственная заинтересованная сторона.
— И в чем причина такого интереса?
— В ее происхождении.
— Она моя дочь! — я начал злиться.
— Этого никто не оспаривает, поверьте. Но ее мать…
— Ее мать умерла.
— Это… некоторым образом не совсем так. Скажем, как бы вы отнеслись к тому, чтобы вернуть вашу Анюту?
Мне пришлось присесть за столик временного уличного кафе.
— Кофе, чай, глинтвейн? — тут же подскочил молодой официант.
— Коньяк есть?
— Непременно!
— Давайте.
Вассагов присел напротив.
— Если вы пошутили, — сказал я мрачно, — то зря. Не надо шутить такими вещами.
— Я чрезвычайно серьезный человек. Многие считают, что у меня вообще нет чувства юмора.
— И откуда же вы предлагаете ее… вернуть?
— Из ее дочери, которая, как бы вы ни пытались это отрицать, все же не просто ребенок. Когда-то они поменялись местами, и это можно… переиграть.
— И каким же образом?
— Примерно так же, как произошел первый обмен. Но, сами, понимаете — это возможно только в Стрежеве.
— Так же, как первый… И чем же вы собираетесь довести мою дочь до такой же степени отчаяния и боли, чтобы она сбежала туда же, куда ее мать? Или чтобы она смогла вытолкнуть Анюту из небытия, ее страдания должны быть глубже? Вы понимаете, что это фактически доведение ребенка до самоубийства?