— Этого, как вы выражаетесь, «ребенка», вообще не должно было быть! И, напомню, именно вы довели Анюту до такого экстравагантного суицида.
— Я понятия не имел…
— Не имели. Теперь — имеете. И можете исправить случившееся пять лет назад. Отменить ту трагедию. Вернуть любимую девушку. Знаете, такой уникальный шанс даже раз в жизни выпадает не каждому!
— Вам-то Анюта зачем? — мрачно спросил я.
— А вам не все равно? Ну, допустим, у нее была уникальная глубина взаимодействия с городом, и она сейчас может внезапно понадобиться. Жижецк тому отличный пример. Подумайте над моим предложением, Антон. Только недолго. Скоро я спрошу вас снова.
Вассагов поднялся со стула и удалился, а я выпил принесенный коньяк залпом и без закуски, расплатился и пошел к фонтану. Там под летящую со сцены удалую ирландскую джигу отплясывала так, что только кеды мелькали, моя дочь. Я смотрел на нее, на блестящие глаза, растрепанные волосы, раскрасневшееся веселое лицо и вспоминал Анюту. Она могла зажечь не хуже. Она вообще была та еще оторва, ее мать. Моя единственная в этой жизни настоящая Большая Любовь.
Пять лет назад я ее потерял, получив взамен странную девочку, с которой понятия не имел, что делать. Предложи мне кто-нибудь этот вариант тогда — я бы и секунды не колебался. А сейчас…
У меня будет Анюта.
У меня не будет Насти.
Люди созданы природой так, что острее воспринимают и лучше запоминают боль, чем радость. Мы сформированы негативным опытом. Потому радость обретения никогда не перевесит горечь потери. Вот эта пляшущая у сцены девчонка через несколько лет вырастет и уйдет в свою жизнь. Я в любом случае останусь один. Но, черт меня заешь, я не лишу ее этой жизни! А если кто-то попробует перешагнуть через меня…
Я развернулся и пошел искать Лайсу.
Полицейская капитан была в вызывающе штатском — не выше середины бедра и с открытой спиной. Она сидела в одном из уличных кафе в полном одиночестве и, кажется, обрадовалась, когда я к ней подсел.
— Празднуешь? — спросил я.
— Не знаю, — пожала голыми плечами Лайса, — сама пока не определилась. А ты? Поговорил с женой?
— Никак не получается. Меня к ней не пропустили, представляешь?
— И не пропустят, — девушка взмахнула рукой, и я внезапно понял, что она прилично набралась. — Судебный запрет.
— В смысле?
— Твоя дражайшая объявилась сегодня утром в оркестре и сразу же через некое доверенное лицо подала судебное требование. В отношении преследующего ее бывшего мужа.
— Бывшего?
— Есть понятие «фактического развода», его в данном случае достаточно. Запрет был принят по упрощенной процедуре в виду «очевидности состава». Судья в выходной день аж рысью на работу прибежал!
— Но ты же понимаешь…
— Я все понимаю! Но это ничего не меняет, — грустно засмеялась она. — Сегодня, так или иначе, все закончится. Хочешь глинтвейна?
— Значит, ты мне не поможешь?
— Нет.
— Тогда хочу. Глинтвейна.
Я сходил к стойке и взял две глиняных кружки с горячим напитком.
— Вроде не холодно, почему глинтвейн? — спросил я.
— Традиция, — пояснила Лайса. — В праздник его даже детям наливают. У нас много традиций.
— Я заметил.
Мы неторопливо выпили по кружке, и я сходил еще. Напиток не казался крепким, но какое-то смещение сознание от него все же происходило.
— Ты меня совсем напоишь! — хихикнула девушка.
— Обещаю не домогаться.
— Напугал! — фыркнула она. — Может, я еще устрою проверку твоей супружеской верности.
— Лучше выпьем.
И мы выпили. Я сходил еще. Глинтвейн был не слишком горячий и очень вкусный, пился легко, но ощущение от него было не столько пьяное, сколько странное.
— Из чего его делают? — спросил я Лайсу.
— Тс-сс! — пьяно покачнулась она. — Лучше тебе не знать! А впрочем…
Она наклонилась через стол, я склонился к ней, наши лица почти соприкоснулись. От нее пахло вином, пряностями и чуть-чуть косметикой.
— Тут все помешаны на живой воде.
— Бабай писал о мертвой.
— Он писал, что это одно и то же. Вода размывает границы между жизнью и смертью. Или нежизнью и несмертью? Не помню.
Лайса была уже сильно пьяна, но я принес еще две кружки, надеясь, что мой вес и тренированность организма помогут. Пара пьяных поцелуев, которым я не противился, и девушка уснула, упав лицом на скрещенные на столе руки. Я коварный мерзавец, мне стыдно. Но мне очень нужно то, что у нее в сумочке. Надеюсь, за утерю по пьяни табельного оружия ее не уволят. Впрочем, я рассчитываю его вернуть до того, как она хватится.