Принял его капитан официально. За то время, какое прошло со дня их последней встречи, он еще больше похудел, под глазами с покрасневшими веками набрякли мешки, взгляд стал не только изучающим, но и колючим. Держался Мещеряков корректно, спокойно. Предложив сесть по другую сторону стола, капитан сказал без обиняков:
— Вам, конечно, известна причина вызова ко мне и тема предстоящего разговора?
— Анонимку я принес с собой, — ответил Сергеев. — Здесь моя объяснительная записка, краткая справка, материалы, имеющиеся у нас по делу Рындина… Операцию по вылавливанию дезертиров, когда ушел Гайворонский, мы с вами проводили вместе…
— В целях экономии времени ознакомлюсь сначала с вашей справкой, а потом побеседуем, — сказал Мещеряков.
Некоторое время капитан внимательно читал объяснительную записку Сергеева, оставляя мягким карандашом едва заметные галочки на полях, затем, дочитав, поднял глаза.
— Что вы еще можете сказать о Рындине? — спросил он. — Вашу операцию «Универмаг» я изучил, а после?
— После этого он сразу же был направлен в учебный истребительный отряд, проходил боевую подготовку, потом, как вы знаете, прибыл в батальон майора Джегурды, в составе которого участвовал в прочесывании местности, когда вылавливали дезертиров, а в первом же бою с немцами подавил гранатами минометный расчет и в составе отделения разведчиков взял «языка».
— Это мне тоже известно. А еще?
— Ну что ж еще?.. Узнав о том, что Рындин свободно владеет немецким языком, его тут же взял к себе начальник штаба полка переводчиком. Ничего другого добавить не могу: после суда и направления военкомата мы с ним встречались только на переправе, когда погиб его взводный — сержант милиции Куренцов, и в первом бою на привокзальной площади.
— Хорошо… В принципе мне ясно, что произошло, — сказал капитан, — хотел только уточнить некоторые детали… Расскажите, какой у вас порядок прохождения поступающей почты?
— Такой же, как в любом другом государственном учреждении, — ответил Сергеев. — Почта поступает в канцелярию, регистрируется в специальной книге, а та, которая касается работы милиции, направляется заместителю начальника управления Бирюкову Николаю Васильевичу. Он с помощью секретаря, который еще раз фиксирует поступления, знакомится с корреспонденцией и расписывает задания сотрудникам для исполнения.
— Значит, документы, похищенные Рындиным у германского дипломата и отправленные на ваше имя, были зарегистрированы и канцелярией, и секретарем Бирюкова? Так я вас понял?
— Безусловно. У нас не было случая, чтобы кто-то хотя бы однажды нарушил раз и навсегда заведенный порядок.
— Как вы объясните, что эти документы Рындин послал именно вам?
— Признаться, для меня такой сюрприз тоже был неожиданностью. Этот же вопрос несколько позже я задал самому Рындину. Ответил он оригинально, не сочтите это саморекламой с моей стороны: «Никого в милиции больше не знаю, а вас держу за порядочного человека».
Мещеряков молча поднял брови, ничего не сказал.
— Объясняется такое доверие просто, — продолжал Сергеев. — Я вел следствие по делу ограбления квартиры. В этом ограблении участвовал и Рындин, но был не в основной группе, а, как говорят уголовники, «на подхвате». Заправилы этой воровской операции, когда их судили, пытались все свалить на Рындина, как на самого неопытного… Ну я в ходе следствия восстановил истину и каждому в своих выводах воздал по заслугам. Вот и все.
Капитан что-то записал на листке бумаги, тем же невозмутимо-методичным голосом спросил:
— Когда началась война и Рындин бежал из лагеря, он снова вернулся в Сталинград. В чем причина такого, по элементарной логике неосмотрительного с его стороны, поступка? Ведь в Сталинграде все его знают, тем более что остались здесь заведомые враги?
— Причина простая, — ответил Сергеев. — Наверное, обыкновенная человеческая любовь. Хочет быть достойным своей Маши Гринько. Хотя именно ее подвел больше, чем кого бы то ни было: оставил ей деньги Саломахи.
— А вы уверены, что это деньги так называемого «дяди Володи», а не германского дипломата, которые он мог украсть, а мог и получить с определенным заданием?
— Уверенным быть нельзя, но в этом случае как объяснить пристальное внимание к Рындину уголовников Хрыча и Борова, стремление шантажировать его похищением Гринько?.. То, что его стали преследовать бывшие «дружки» Хрыч и Боров, думаю, не главная причина, почему он решил идти на фронт. Главная — «по чистой», как они говорят, вернуться к Гринько. Видимо, считает, что я больше других могу помочь ему осуществить такое намерение…
Капитан снова пометил что-то на листке бумаги.
— Вернемся к самым последним событиям, — сказал он. — Какова ваша версия о появлении этого экзотического документа?
Мещеряков пододвинул к себе анонимное письмо, которое на чистом, отражающем свет лампы плексигласе рядом с листами белой бумаги выглядело еще более затрепанным клочком тетрадной обложки с грубо наклеенными изогнутыми клочками — полосками газетного текста, вырезанного кривыми ножницами для ногтей.
— Признаться, затрудняюсь найти объяснение, — сказал Сергеев. — Посылая анонимку, автор ее подвергает себя реальной опасности быть разоблаченным. Понимает же, с кем имеет дело? Должны быть очень серьезные причины, чтобы решиться на такой шаг. Ну, и во имя чего?
— И кто, по-вашему, может оказаться автором?
— Единственная очень шаткая версия, — не очень уверенно ответил Сергеев, — известный вам Кузьма Саломаха. Деньги, которые он оставлял Рындину, как вы знаете, принесла к нам в управление подруга Николая — Гринько. Но Саломаха настолько матерый и осторожный преступник, что вряд ли станет сочинять анонимки подобного рода, наводить уголовный розыск на собственный след. Однако кое-какие только что выяснившиеся частности заставляют думать все-таки о Саломахе.
— Что вы имеете в виду?
— Оригинальный способ создания этого документа. Наш эксперт Голубева узнала ножницы для ногтей, принадлежащие соседке по дому, проживающей сейчас на рыбацком стане в районе хутора Новониколаевского. Это — известная вам Зинаида Ивановна Гриценко.
— А какая может быть связь между Саломахой и Гриценко?
— В Новониколаевском у нее сестра Евдокия. В том же районе был убит водитель — сержант Красной Армии. На допросе Рындин показал, что убил этого сержанта ударом подвешенной на ремешке гири в висок Кузьма Саломаха. Убил и забрал себе наган…
Мещеряков некоторое время с удивлением смотрел на Сергеева, потом спросил:
— Что же вы, знали о такой важной улике, как ножницы для ногтей, и ничего не предприняли?
— Предпринял все необходимое еще до того, как узнал, — ответил Сергеев. — Сам побывал в Новониколаевском у младшей сестры Гриценко Евдокии, проинструктировал нашего уполномоченного райотдела и старика Колотова, у которого живет сейчас Зинаида Ивановна, опросил местных жителей. Версия, что эти ножницы могут принадлежать сестрам Гриценко, возникла всего четверть часа назад, перед приходом к вам, когда я показал анонимку нашему эксперту Голубевой.
— Которая, кстати говоря, — заметил Мещеряков, — ваша если не жена, то во всяком случае невеста.
— Что вы хотите сказать? Уж не усматриваете ли в этом деле семейственность?..
— Я ничего не хочу сказать, — остановил его Мещеряков. — Меня интересуют только факты. А толковать их можно по-разному. Нужны доказательства. При таком тяжелом положении, как у нас на фронте, не приходится говорить о прочесывании местности в районе Новониколаевского: слишком большая роскошь снимать с позиций батальон, хотя, если Саломаха — резидент, может быть, он стоит этого… Подтверждает версию то, что на связь с Гайворонский вышел Хрыч-Беспалько — близкий Саломахе человек. Но есть еще другой вариант… Как вы думаете, если Рындин знает, что именно Саломаха убил ударом гири в висок водителя — сержанта Красной Армии, может он знать, где у Саломахи логово?