– Можно тебя поцеловать наверху?
– Дважды, если успеешь.
Она привела его к билетной кассе, где он оставил еще одну долларовую бумажку. Покупая билеты, он рассказывал:
– Когда я учился в школе, я знал парня, служившего на подобной ярмарке, так он рассказывал, что работяги, собирающие эти колеса, обычно в стельку пьяные и забывают завинтить…
– Иди к черту, – беззаботно сказала она. – Никто не живет вечно.
– Но все стремятся к этому, ты разве не замечала? – сказал он, усаживаясь следом за ней в качающуюся гондолу.
Наверху он поцеловал ее несколько раз, октябрьский ветер ерошил волосы, и ярмарочные аллеи раскидывались внизу, подобно светящемуся в темноте циферблату.
После чертова колеса они покатались на детской карусели, хотя он честно сознался, что чувствует себя паршиво. Ноги у него были такие длинные, что ему пришлось широко их расставить, садясь на гипсового коня. Она нарочно рассказала ему, что знала в школе девочку, у которой было больное сердце, но никто об этом не догадывался, и вот однажды она пошла кататься на карусели с приятелем, и…
– Когда-нибудь ты пожалеешь, – со спокойной убежденностью произнес он. – Нельзя, Сара, строить отношения на обмане.
Она показала ему язык.
Потом был зеркальный лабиринт, действительно хороший, Саре вспомнился роман Брэдбери «Кто-то страшный к нам идет» – в нем изображаются такой же лабиринт, и маленькая старая учительница чуть не потерялась там окончательно. Сара видела, как Джонни неуклюже топчется среди зеркал и машет ей рукой. Десятки Джонни, десятки Сар. Они проходили мимо друг друга, мелькали за неевклидовыми углами и как бы исчезали. Она поворачивала голову налево, направо, утыкалась носом в прозрачное стекло и беспомощно хихикала, скорей всего из страха, что оказалась в замкнутом пространстве. Одно зеркало превратило ее в приземистого карлика из книг Толкиена. В другом она выглядела длиннющей долговязой девчонкой с ногами в четверть мили.
Наконец они выбрались из лабиринта, он купил пару сосисок и здоровый бумажный стакан жаренных в масле картофельных ломтиков, которые были сейчас такие же вкусные, какими они бывают, когда тебе еще нет пятнадцати.
Они миновали веселое заведение. Перед входом стояли четыре девицы в юбках с блестками и в бюстгальтерах. Они пританцовывали под старый мотивчик Джерри Ли Льюиса, а зазывала расхваливал в микрофон их достоинства. «Обними меня, милый, покрепче, – ревел Джерри Ли Льюис, его рояль выплескивал буги-вуги на присыпанные опилками аллеи. – Обними меня, милый, покрепче… ухвати-ка быка за рога… надоели мне сладкие речи… ну давай не валяй дурака…»
– Клуб «Плейбой», – восхитился Джонни и рассмеялся. – Раньше такое заведение было в Гаррисон Бич. Зазывала там божился, что девицы с завязанными за спиной руками могут снять очки прямо с вашего носа.
– Любопытный способ подцепить модную болезнь, – сказала Сара, и Джонни покатился со смеху.
По мере их удаления голос зазывалы, усиленный динамиком, звучал все глуше под звуки рояля Джерри Ли, этой знойной музыки, долетавшей, как некое будоражащее напоминание из отживших и смолкших пятидесятых: «Давайте, ребята, заходите, не стесняйтесь, а наши девочки и вовсе не стеснительные! Главное происходит за стенами… ваше образование будет неполным, пока вы не увидите представление в клубе “Плейбой”».
– Не хочешь ли вернуться и закончить свое образование? – спросила она.
Он улыбнулся.
– Я уже завершил курсовую на эту тему. А с диссертацией, пожалуй, можно подождать.
Она взглянула на часы:
– Гляди-ка, уже поздно. А завтра опять в школу.
– Да. Хорошо еще, что сегодня пятница.
Она вздохнула, вспомнив свой пятый и седьмой классы, где завтра у нее современная литература. В обоих – невозможные хулиганы.
Они протолкались назад, к середине главной аллеи. Толпа редела. Карусель уже закрылась. Двое рабочих с сигаретами в углах рта задергивали брезент на «полевой мыши». Хозяин аттракциона «ставь-пока-не-выиграешь» тушил свет.
– Ты занята в субботу? – спросил он, вдруг оробев. – Конечно, до субботы времени осталось немного, но…
– Есть кое-какие планы, – ответила она.
– Ясно.
Она не могла вынести удрученного вида Джонни, было бы подло дразнить его дальше.
– Я занята с тобой.
– Да?.. Правда? Слушай, это же прекрасно. – Он улыбнулся ей, она – в ответ. Внутренний голос, который иногда, казалось, принадлежал другому человеку, внезапно заговорил:
Тебе снова хорошо, Сара. Ты счастлива. Разве это не здорово?
– Да, здорово, – сказала она. Она привстала на цыпочки и быстро его поцеловала. Она заставила себя говорить, пока не передумала: – Знаешь, иногда в Визи бывает так одиноко… Пожалуй, я могла бы… провести с тобой ночь.
Он взглянул на нее с теплотой, с такой задумчивостью, что у нее внутри все затрепетало.
– А ты этого хочешь, Сара?
Она кивнула.
– Да, очень.
– Прекрасно, – сказал он и обнял ее.
– Ты уверен? – спросила Сара немного застенчиво.
– Я только боюсь, что ты передумаешь.
– Не передумаю, Джонни.
Он еще крепче притянул ее к себе.
– Это будет моя самая счастливая ночь.
Они проходили мимо Колеса удачи – единственного открытого павильона в той части центральной аллеи, вспоминала позже Сара. Хозяин только что смел мусор в кучку – искал скатившиеся с игральной доски десятицентовики. Наверно, он скоро закроет свое заведение, подумала Сара. За хозяином виднелось большое колесо со спицами, по его окружности светились маленькие электрические лампочки. Должно быть, он услышал последние слова Джонни, потому что почти автоматически занял свое рабочее место, глазами продолжая искать на грязном полу белые пятнышки серебра.
– Э-э-эй, мистер, крутаните на счастье Колесо удачи, превратите центы в доллары. Все зависит от этого Колеса, попытайте счастья, один маленький десятицентовик, и Колесо закрутится.
Джонни повернулся на звук его голоса.
– Джонни?
– Я бы попытал счастья, как он выразился. – Он улыбнулся ей. – Ты не против?
– Нет, пожалуйста. Только не долго.
Он снова взглянул на нее с таким задумчивым выражением, от которого ее охватила странная слабость, одновременно промелькнула мысль: как-то у нас все получится? В животе у Сары что-то перевернулось, к горлу подступила тошнота, и ее неожиданно повлекло к нему.
– Я не задержусь. – Он посмотрел на хозяина заведения. Аллея перед павильоном почти совсем опустела; стало прохладнее, так как нависавшие облака рассеялись. Все трое выдыхали струйки пара.
– Попытаете счастья, молодой человек?
– Да.
Когда они приехали на ярмарку, Джонни переложил все деньги в маленький нагрудный кармашек; теперь он вытащил из него то, что осталось от восьми долларов. Один доллар и восемьдесят пять центов.
Игральная доска представляла собой полосу желтого пластика, на которой в квадратах были нарисованы цифры и комбинации. Она выглядела как поле в рулетке, но Джонни тут же заметил, что в Лас-Вегасе такие комбинации привели бы игроков в уныние. Ставка на серию цифр при выигрыше лишь удваивалась. Две цифры – зеро и двойное зеро – давали выигрыш хозяину. Джонни сказал об этом, но хозяин только пожал плечами.
– Поезжайте в Вегас, если хотите. Вольному воля.
Но у Джонни в этот вечер было слишком хорошее настроение. Все началось довольно неудачно из-за маски, но затем пошло прекрасно. По правде говоря, это был его лучший вечер за много лет и, может быть, лучший в жизни. Он взглянул на Сару. Она была возбуждена, глаза блестели.
– Что скажешь, Сара?
Та тряхнула головой.
– Для меня эта игра все равно что греческий. Что нужно делать?
– Поставить на номер. Либо на красное-черное. Либо на чет-нечет. Либо на серию из десяти цифр. Выигрыши разные. – Он взглянул на хозяина, который ответил ему отсутствующим взглядом. – По крайней мере должны быть разные.
– Ставь на черное, – сказала она. – Как-то более волнующе, правда?