Выбрать главу

Иногда, стоило Джулии задержать дыхание и прижать телефонную трубку плотнее к уху, она различала эхо далеких, едва уловимых голосов. Иной раз они звучали совсем тихо, а в другой — резко и пронзительно. Джулии казалось, что телефонные призраки поймали ее в свою сеть — кто-то из вечно умоляющих привидений, чьи голоса доносились из решетки вентилятора на кухне, когда она курила. Обычно она не могла понять ни слова, но все же слушала очень внимательно. Как-то раз она ясно услышала женский голос и отчетливые слова: «Да, вот теперь действительно пора».

Женщина стояла у кухонного окна и смотрела на улицу. Там было холодно, дул сильный ветер. Желтые осенние березовые листья пытались взлететь с мокрого и липкого от дождя асфальта, чтобы броситься навстречу ветру. А вдоль тротуаров лежала черно-серая гора листьев, которым не повезло — они погибли под колесами машин, превратились в мокрое месиво. Они больше никогда не смогут оторваться от земли.

Джулия смотрела в окно и ожидала, что вот-вот сейчас кто-нибудь появится. Из-за угла в конце череды домов выйдет Йенс, конечно, в пиджаке и галстуке, как положено юристу, с модной стрижкой, в руке портфель. Он будет идти широким, уверенным шагом, потом поднимет взгляд — наверное, он издалека увидел ее в окне, — немного удивленно остановится, поднимет руку, помашет ей и улыбнется.

Внезапно фон куда-то исчез, и в трубке послышался усталый и безрадостный голос:

— Страховая компания. Инга.

Это был не ее страховой агент. Нового агента Джулии звали то ли Магдалена, то ли Маделина. Хотя какая разница, все равно они никогда не встречались. Джулия набрала в легкие воздух.

— Меня зовут Джулия Давидссон. Я бы хотела узнать, возможно…

— Личный номер, пожалуйста.

— Он… Но я ведь только что его набирала на телефоне.

— У меня он не высветился. Еще раз, номер.

Джулия повторила цифры. В трубке стало тихо, шумов и фона тоже не было. Может быть, ее случайно разъединили?

— Джулия Давидссон? — спросила агент, как будто бы услышала это имя впервые в жизни. — Чем мы можем помочь?

— Я бы хотела его продлить.

— Продлить что?

— Мой бюллетень.

— А где ты[3] работаешь?

— В Восточной больнице, отделение ортопедии. Я медсестра, — ответила Джулия.

Впрочем, трудно сказать, медсестра она или уже нет. Она так редко бывала на работе в последние годы, что вряд ли кто-нибудь в отделении ее помнил, а уж тем более скучал по ней. Хотя Джулия тоже совершенно определенно не тосковала по пациентам. Они все время бормотали о своих ничтожных крохотных проблемках, не имея ни малейшего понятия о том, что такое настоящая беда.

— У тебя есть заключение врача? — допытывалась агент.

— Да.

— Ты у него была сегодня?

— Нет: Но в среду я была у своего психиатра.

— А почему ты нам раньше не позвонила?

— Ну, после этого я не очень хорошо себя чувствовала, — сказала Джулия и подумала: «Да не после этого, совсем нет. Постоянная боль от ожидания того, что никогда не происходит».

— Тебе надо было позвонить нам в тот же день.

Джулия ясно различила вздох на другом конце провода.

— Ладно, придется пойти тебе навстречу, — продолжила агент, — сейчас я залезу в компьютер и оформлю все задним числом, но это в последний раз.

— Большое тебе спасибо, — поблагодарила Джулия.

— Одну минуточку…

Джулия по-прежнему стояла у окна и смотрела на улицу: по-прежнему ни малейшего движения.

Нет, что-то, конечно, происходило. С поперечной улицы на тротуар вышел какой-то мужчина. Джулия почувствовала, как у нее внутри все похолодело, сердце сжалось. Но потом она увидела, что мужчина слишком стар, ему где-то за пятьдесят, он лысый как колено и в комбинезоне, заляпанном белой краской.

— Алло.

Она продолжала наблюдать. Мужчина остановился на другой стороне улицы, набрал код, дверь подъезда открылась. Он зашел внутрь.

Нет, это не Йенс.

— Алло, Джулия. — Это опять была агент.

— Да-да, я у телефона.

— Я отметила в компьютере, что твой диагноз к нам отправили. Так пойдет?

— Хорошо, я… — Джулия замолчала. Она продолжала пристально рассматривать улицу.

— Что, что-нибудь еще?

— Мне кажется… — Джулия сильно сжала трубку. — Я думаю, завтра будет холодно.

— Ну да, — сказала агент, как будто бы все шло по заведенному порядку и ничего не произошло. — Ты поменяла номер счета или он такой же, как раньше?

Джулия ничего не ответила, она изо всех сил пыталась сказать что-нибудь нормальное.

— Я иногда разговариваю со своим сыном, — в результате произнесла она.

На какое-то время в трубке стало тихо, но потом опять послышался голос страхового агента:

— О'кей, но я тебе уже сказала, что я сделала пометку…

Джулия быстро положила трубку.

Она все еще стояла у окна, рассматривала тротуар и думала о том, что листья складываются в какие-то символы, смысла которых она не понимала, сколь бы долго их ни разглядывала. Женщина до сих пор продолжала ждать, чтобы Йенс наконец пришел домой из школы.

Нет, не из школы, он должен вернуться домой с работы. Ну конечно, Йенс окончил школу много лет назад.

Кем же ты в итоге стал, Йенс? Пожарным? Адвокатом? Учителем?

Позже в тот же день Джулия сидела на кровати перед телевизором в своей маленькой однокомнатной квартире и смотрела передачу про удавов и питонов. Потом она переключила канал на кулинарную программу: там мужчина и женщина жарили мясо. Когда они с этим закончили, Джулия опять пошла на кухню, чтобы проверить, не надо ли вытереть пыль с бокалов. Ну да, конечно, если поднести их к лампе, то отчетливо видны пылинки. Она стала доставать бокалы из кухонного шкафчика и один за другим протирать их. У Джулии было двадцать четыре бокала, и она пользовалась ими по очереди. Она выпивала по два бокала красного вина каждый вечер, иногда по три.

Сейчас она лежала на кровати перед телевизором в своей единственной чистой блузке. Других стираных в гардеробе не нашлось. Тут зазвонил телефон.

Джулия вздрогнула и моргнула при звуке первого сигнала, но не двинулась с места. Нет, ну их всех, почему она должна отвечать? Она совершенно не в настроении.

Телефон настойчиво трезвонил. Джулия решила для себя, что ее нет дома. Могут у нее быть важные дела?

Женщина опять смотрела в окно, хотя все, что она могла увидеть с этой точки, — так это крыши домов, еще не включенные уличные фонари и раскачивающиеся вокруг них верхушки деревьев. Солнце опустилось где-то за городом, и небо медленно потемнело.

Телефон зазвонил в третий раз. Свет исчезал, становился неверным. Время сумерек.[4]

Джулия не собиралась отвечать.

Телефон прозвонил в последний раз, и снова стало тихо. Снаружи разом мигнули все фонари и засияли над асфальтом.

День оказался довольно удачным. Нет, на самом деле в ее теперешней жизни хороших дней не существовало. Просто некоторые проходили очень быстро, не тянулись, как другие.

Джулия всегда была одна.

С ребенком, наверное, было бы легче, он бы помог отвлечься. Микаэль очень хотел, чтобы они родили брата или сестру Пенсу, но Джулия твердо сказала «нет». Она никогда не была уверена, что хочет этого, а потом, конечно, и Микаэлю это надоело.

Частенько, когда Джулия не подходила к телефону, она делала вид, что совершила героический поступок и заслуживает вознаграждения. Вот и сейчас, этим вечером, когда телефон перестал звонить, Джулия выбралась из кровати, все-таки подняла трубку, но, конечно, услышала только гудки.

Она положила трубку и открыла шкафчик над холодильником: достать ежедневную бутылку. И, как обычно, это оказалось красное вино.

Вообще-то сегодня это была уже вторая бутылка, потому что первую, начатую накануне вечером, она допила за обедом.

Джулия взялась за штопор, послышался райский звук тихонько хлопнувшей пробки. Она наполнила бокал, залпом осушила его и тут же налила еще.

По телу разлилось приятное тепло, и теперь она могла повернуться и снова посмотреть в окно. Снаружи было уже темно, а уличных фонарей хватало только на то, чтобы высветить несколько кругов на асфальте. И в этих ясно очерченных световых пятнах ничего не двигалось. Но что было там, чуть дальше, за пределами света, в темноте? Рассмотреть не удавалось.

вернуться

3

У шведов нет обращения на «вы». Только к королю и королеве. Даже младший школьник к учительнице обращается по имени на «ты». (Примеч. пер.)

вернуться

4

Игра слов в шведском языке: буквально — тусклое, смутное, странное подозрительное время. (Примеч. пер.)