– Доехала нормально?
– Да.
Она расстегнула пальто, повесила на крючок в прихожей и поставила сумку на пол. Герлофу показалось, что все это Юлия проделала через силу, что каждое движение ей в тягость. Он хотел спросить, не больна ли она, но удержался.
– Вот оно как… – Он помолчал. – Не вчера это было…
– Четыре года… даже больше.
– Перезванивались, по крайней мере.
– Да… я хотела помочь с переездом, но что-то… – Юлия замолчала.
– Обошлось, – кивнул Герлоф. – Помощников хватало.
– Это хорошо…
Она огляделась и села на край аккуратно застеленной постели.
Герлоф вдруг вспомнил заготовленную речь.
– И раз уж ты здесь, мы с тобой должны кое-что…
– Где она у тебя? – прервала его Юлия.
– Кто?
– Не кто, а что. Сандалия. Ты же понимаешь.
– А, сандалия… Сандалия в столе. – Герлоф внимательно посмотрел на дочь. – Но в первую очередь…
– Покажи! Я тебя очень прошу!
– Ты разочаруешься. Ну что… башмак – он и есть башмак…
– Я хочу его видеть, Герлоф.
Юлия резко встала. До сих пор на лице ее не промелькнуло даже тени улыбки, а в глазах застыло такое отчаяние, что он засомневался – стоило ли звонить ей? Но что сделано – то сделано, повернуть время не в его силах.
И все же Герлоф попытался затянуть разговор.
– Ты одна приехала?
– А с кем я могла приехать? Кто бы это мог быть?
– Не знаю… отец Йенса. Матс… ведь его звали Матс?
– Микаель… Нет, он живет в Мальмё. Мы давно не поддерживаем отношений.
– Вот оно как…
В комнате опять воцарилось тягостное молчание, и тут Герлоф вспомнил еще одну деталь.
– Ты подумала, о чем я тебя просил по телефону?
– А о чем ты меня просил?
– Ты подумала, какой густой туман был в тот день?
– Да… подумала. А при чем тут туман?
– Я думаю… думаю, все могло бы быть по-другому, если бы не туман. И вообще – как часто бывают туманы на Эланде?
– Не часто.
– Вот именно. Не часто. Два-три раза в год от силы. И многие знали, что будет туман. Об этом было в прогнозе.
– Откуда тебе это известно?
– Я звонил метеорологам. У них хранятся все прогнозы.
– И ты считаешь, что туман так важен?
– Да… кто-то воспользовался туманом. Кто-то, кто не хотел бы, чтобы его видели в этих местах.
– В этот день?
– Вообще.
– Значит, кто-то воспользовался туманом… чтобы похитить Йенса?
– Не знаю… вряд ли у него была такая цель. Кто мог знать, что Йенс именно в этот день решит прогуляться? Никто. Йенс, думаю, и сам-то не знал… случай подвернулся, вот и все. – Герлоф заметил, что губы у Юлии сжимаются все плотнее. Так было всегда, когда речь заходила об исчезновении Йенса. – Но туман-то точно… люди знали, что днем упадет туман.
Юлия словно и не слушала. Она, не отрываясь, смотрела на письменный стол.
– Вот об этом и стоит подумать. – Герлоф внимательно посмотрел на Юлию. – Кому был выгоден туман в тот день? Кому…
– Могу я посмотреть? – прервала его Юлия.
Он пожал плечами, выдвинул ящик стола и достал завернутый в глянцевую бумагу предмет. Совсем крошечный, весит, наверное, несколько десятков грамм, не больше, успела подумать Юлия.
5
Герлоф возился со свертком, а она смотрела на его руки. Руки старика – морщинистые, в пигментных пятнах, мертвенно-голубые прожилки сосудов. Пальцы дрожат… он неуклюже разворачивал бумагу, и этот шелест казался ей грохотом.
– Тебе помочь?
– Нет… все нормально.
Ну что он так долго возится? А может, нарочно медлит?.. Наконец Герлоф отодвинул бумагу.
Сандалик лежал в прозрачном полиэтиленовом пакетике. Она не могла отвести от него глаз.
Не плакать, подумала она. Только не плакать. Всего-навсего сандалик. Но все равно, глаза защипало, и она сморгнула слезу. Черная каучуковая подошва, коричневые кожаные ремешки, пересохшие и потрескавшиеся. За столько лет…
Сандалик, маленький стертый сандалик…
– Не знаю, его ли это башмак. Насколько я помню, похож, но ведь может быть…
– Это его сандалик. Йенса, – глухо вымолвила Юлия.
– Нельзя быть чересчур уверенным. Чрезмерная уверенность – это плохо.
Юлия не ответила. О какой «чрезмерной» уверенности он говорит? Она знала точно. Вытерла слезы и осторожно подняла пакетик.
– Я положил его в пакет сразу, как прислали… Могут быть отпечатки пальцев и все такое.
– Да, я понимаю…
Это же так просто… Ты – мама. Ты надеваешь сандалики на своего маленького сына – поднимаешь с пола в прихожей, они же почти ничего не весят… садишься на корточки, а он держится за твою блузку и молчит… или лопочет что-то, а ты слушаешь вполуха, потому что надо заплатить по счетам, купить продукты, и муж неизвестно где…