Но сначала Нильс доедает оставшиеся четыре ириски.
2
Герлоф Давидссон сидел в своей комнате в доме престарелых в Марнесе и наблюдал в окно, как заходит солнце. Колокольчик в столовой уже прозвонил в первый раз. Пора вставать и идти ужинать.
Если бы он жил у себя дома, в своем родном рыбацком поселке Стенвике, он бы обязательно дождался, когда солнце скроется за морским горизонтом. Но Марнес на восточном побережье острова, поэтому солнце исчезает на полпути, за березовой рощей у церкви. Сейчас, в октябре, березы стоят голые и словно протягивают руки к оранжево-красному диску солнца.
Час сумерек. Час жутких историй.
В Стенвике, когда Герлоф был еще маленьким, закат был сигналом к концу работы – и на полях, и в рыбацких хижинах. Все шли по домам, но лампы не зажигали – экономили керосин. Сидели в полутьме, вспоминали ушедший день, рассказывали детям страшные сказки.
Герлоф всегда считал – чем страшнее история, тем лучше. Рассказы о привидениях, дурных приметах, троллях, о необъяснимых смертях и исчезнувших в альваре людях. Как штормовое море выбрасывает на берег корабли и разбивает их о скалы.
Колокольчик зазвонил второй раз. Второй звонок. Как в театре.
Если попал в шторм с сильным навальным ветром – жди: рано или поздно киль начнет задевать камни на дне. Сначала проскребет слегка, потом сильнее, потом уже явственно чувствуются удары, трещит дерево обшивки. И это начало конца. Редко кому хватает умения, ловкости, а главное, удачи – заякорить лайбу[1] и медленно, против ветра выбраться на глубокую воду. Море неумолимо – оно выбрасывает судно на прибрежные скалы. Экипаж чаще всего покидает его. Люди прыгают в холодные волны, пытаются вплавь выбраться на берег. Многие погибают, а те, кому удалось спастись, смотрят, дрожа от холода, как волны крошат их корабль.
Баржа, севшая на мель, похожа на брошенный в море деревянный гроб…
Последний, третий звонок. Герлоф встал, опершись на край стола, и поморщился. Ревматоидный артрит. Синдром Шёгрена, как они его называют. Посмотрел на кресло-каталку у ножного конца кровати. Нет уж. Никогда он не пользовался этой штукой в помещении, да и сейчас не будет. Взял палку, крепко сжал, чтобы отвлечься от боли в суставах, и двинулся в прихожую. Там на плечиках аккуратно висела его уличная одежда. На полу, бочок к бочку, башмаки. Он вышел в коридор и огляделся.
Отовсюду слышались шаркающие шаги – жильцы шли ужинать. Кто с палкой, кто с ролятором. Обитатели марнесского дома престарелых. Некоторые оживленно переговаривались, другие шли, не поднимая головы.
Эти старики… Сколько знаний… сколько жизненного опыта, подумал Герлоф. Неужели все это никому не нужно?
– Добро пожаловать к столу! – Буэль, старшая сестра отделения, одаривала каждого привычно-ласковой улыбкой.
Старики тихо, не говоря ни слова, рассаживались на свои привычные места.
Так много знаний и умений… За одним столом с Герлофом сидят сапожник, церковный сторож и крестьянин. Время идет, сапоги теперь шьют машины, урожай тоже убирают машины. Их опыт и знания теперь не востребованы. А он сам? Он и сейчас может завязать штыковой узел с закрытыми глазами за три секунды… а кому это нужно?
– Слышал, Герлоф? Ночью будут заморозки, – неожиданно обратилась к нему Майя Нюман. Он моргнул от неожиданности.
– Похоже на то. Ветер северный.
Майя сидела рядом с ним. Маленькая, худенькая… личико, как печеное яблоко, но всегда в хорошем настроении, куда бодрее и живее, чем остальные. Герлоф улыбнулся, она улыбнулась в ответ. Майя была одной из немногих, кому удавалось произнести его имя правильно. Йерлофф… именно Йерлофф, и никак иначе.
Майя тоже родом из Стенвика, но она еще в пятидесятые годы вышла замуж за фермера и жила к северу от Марнеса, а сам Герлоф, когда стал капитаном лайбы, переехал в Боргхольм, так что не виделись они больше сорока лет.
Отломив кусочек хрустящего хлебца, он начал медленно жевать, мысленно поблагодарив Бога – спасибо, Боже, что сохранил мне зубы. Волос нет, зрение тоже подгуляло, суставы хоть на помойку выкидывай, ничего не хочется… но зубы, слава Богу, свои.
Из кухни пахло капустой. Сегодня в меню капустный суп. Герлоф терпеливо ждал, пока сервировочная тележка докатится до их стола.
После ужина почти все пойдут смотреть телевизор.
Новые времена. Остовы разбившихся в незапамятные времена кораблей с берегов убрали, страшных историй в сумеречные часы никто не рассказывает. Зачем? Есть же телевизор…
Ужин закончился, и Герлоф вернулся в свою комнату.
Прислонил палку к книжной полке и вновь сел за письменный стол. За окном уже совсем темно. Если привстать и наклониться над столом к окну, можно различить поля к северу от Марнеса, а дальше – берег моря. Балтийского моря, где он провел почти всю жизнь. Но такие гимнастические упражнения уже были ему не под силу, поэтому приходится удовлетвориться созерцанием березовой рощи, той самой, где недавно садилось солнце.
1
Лайба – грузовое двухмачтовое парусное судно (парусная баржа) водоизмещением от 40 до 400 тонн. –