«Да не ори ты так, сон спугнешь».
Шесть
Шурх, шурх, шурх, шурх… Медленно, медленно шли по высокой траве люди, вглядываясь в покосившиеся кресты и с трудом переставляя уставшие от долгого пути ноги.
«Никакого покоя! Вот только, казалось, Вишенка умолк».
– Фух, наконец-то добрались. Сынок, взгляни, наш вроде?
«Не ваш, сорный я. Ступайте себе… полем».
– Угу.
– Да посмотри ты!
– Фамилия будто наша, а имя совсем стерлось.
– А! Всё равно идти дальше, сил нет. Здравствуй, брат, прости, что долго не приходили…
«Прощаю за "долго" и ещё на сто лет вперед».
– Оторвись от телефона! Поздоровайся с дядей.
– Подожди, чуть-чуть осталось.
– Ах ты! – Шлеп. – Прояви уважение, мы всем ему обязаны.
Клац, шух.
– Здравствуй, дядя, хочу сказать тебе спасибо за испорченные выходные…
– Всё, молчи.
– Почему? Дядя всегда ценил мою прямолинейность.
«Устами младенца…, как говорится».
– Тебе тогда три годика было, а теперь… иди, поиграй лучше. Вон под осинкой скамеечка есть.
– Нет! Скажу, раз я здесь. Дорогой дядя, отец передает тебе пламенный привет прямо из погреба, даже подняться не потрудился, дед салютует бутылкой Шато… что-то там, а маманя днями напролет тебя ругает…
– Молчи! Всё, ступай под осинку.
«Ступай, ступай, племянничек, да под ноги смотри – не оступись».
– Ох, братан, так и быть расскажу всё, как есть. Как, значит, преставилась стерва твоя. Это ж надо мужа горемычного в такую глушь поселить… – «Вот и всё, дорогая, игра окончена. Победа за мной». – … так папаня к нам и переехал. Они с моим благоверным теперь дегустаторами себя именуют – житья нет. То сыр им подавай с плесенью, то фрукты. С ног сбилась, а…
– Ма! Как-то тут не очень… шепчется будто кто-то…
– Ветер гуляет в ветвях, а ты испугался.
– Нет, не ветер. Так ветер точно гулять не умеет. Ты оглянись вокруг, тут бугорок какой-то подозрительный, и там… смотри, смотри жуть какая!
«А вы думали я в пустыне лежу? Да здесь соседей немерено! В полнолуние уши от болтовни закладывает».
– Что? О чем ты?
– А на чем это ты стоишь?
– Ой! – прыг, топ. – Страшно-то как! Пойдем-ка скорее отсюда, прощай, братик, прощай.
«Стоп. Вы что, с пустыми руками пришли?»
Шурх-шурх, Топ-топ.
– Бай-бай.
«Бай… уааааау. Такой сон вникуда спустили…»
Пять
– Не ну чё он вечно спать там будет?
«Нет, вечно не получится. Что-то с недавних пор стало под ложечкой подсасывать. Чую, снова выспаться не дадут».
– Эй, сосед! У нас терпение так себе, истощилось уже.
– Неуважуха выходит.
– Ребьзя, а давайте в гости нагрянем – не отвертится.
– А ты кто?
– Вишенка я, который энциклопедист.
– Разумные вещи предлагаешь, энциклопедист.
– О! Подосиновик! Давненько тебя не было.
– Чур, я пойду!
– Мал ещё. Мой сосед, я и пойду.
– Доброй луны, господа.
– Волшебной ночи. – Хором.
– Волшебной ночи всем нам. Но что это? Меня немало озадачило беспокойство, явственно звучащее в ваших громких голосах, что же могло случиться в такую чудесную ночь. Расскажите же мне, какие хлопоты тяготят вас, друзья мои?
– Что вы, госпожа Арбузная, какие хлопоты, особенно теперь, когда вы снова с нами.
«Льстец вишневый».
– Арбузная? Ох, что вы! Я за размышлениями о бренности всего земного и не заметила, как жизнь пробилась и нашла выход в этих чудесных сладких ягодах, расположенных прямо над моей головой. Как же прекрасно устроена природа, вы не находите, господа?
«Прекрасно? Опираясь на свои знания и опыт, могу сказать, что устроена она скорее замысловато-извращенно».
– Мой сосед общаться не желает.
– Буржуин, абсент попивает и не делится.
«…?»
– Не стоит беспокоить госпожу Арбузную такими мелочами.
– Ах, мой старый друг, смотрю я как прекрасно посеребрил лунный свет лепестки на твоей осинке и душа радуется.
– И моя радуется вслед вашей.
– Но право, не нужно опекать меня так истово.
Тссссс – с тихим морозным треском что-то просачивалось сквозь толщу земли. Лежащее на дне глубокой ямы тело внезапно похолодело.
Тук-тук-тук.
«Никого нет дома».
Тук-тук-тук.
«Какие назойливые. Воистину неистребимо любопытство в существах человеческих».
– Раз, два, три. Кто не спрятался, я не виноват.
Перед широко раскрытыми зелеными глазами внезапно вспыхнул яркий синий огонек будто кто-то в духоте могилы зажег спичку. Привыкшие к темноте глаза мгновенно отреагировали резко сузившимися зрачками.
– Вау, да у нас тут нетленка! Все сюда, скорее!
Тссссс. Вопреки устоявшейся в большом мире уверенности в том, что мертвецы не потеют, труп покрылся испариной, а как только тихое шипение переросло в колкое потрескивание, на холодной коже проступила едва заметная изморозь.