— Еще при первой встрече, генерал, я предупреждал вас, что планета на военном положении. Это значит, что все происходящее на ней — мое дело. Это дает мне право.
Он протянул ему инфопланшет, и тот чуть не вывалился из трясущихся рук губернатора. Хенрик изучил содержание, и его охватил ужас. Слова сообщения были ему хорошо знакомы, но он все равно прочитал его, потом еще и еще, пытаясь тянуть время.
— Мне сообщили, что его отправили сегодня в девять тридцать утра в ответ на другое, полученное вчера в девять сорок шесть.
— Вы знали об этом? Как?.. Вы ждали, разве нет? Ждали, чтобы посмотреть, что я буду делать? Но… код, которым я послал сообщение… Вы не способны его расшифровать. Как, во имя Святой Терры…
— Теперь это едва ли имеет значение, Хенрик.
— Да. Думаю, вы правы. — Хенрик вздохнул, побежденный, и уселся обратно в кресло. — Полагаю, вы хотите, чтобы я объяснился… Вы должны понять, полковник. Попробуйте понять, пожалуйста. Арекс — единственная моя семья. Я всю жизнь посвятил… Какой толк от Империума, от всех наших армий, если мы не можем защитить одну девушку?
— Империум держится, только пока мы сами держимся вместе. Вот почему существуют законы о сотрудничестве с…
— Сотрудничество? — закричал Хенрик. — Нет, вы не можете обвинить меня… Вы прочли сообщение, я просто… Я пытался выиграть время. Я не мог отменить атаку, даже если бы захотел, вы знаете это лучше, чем кто-либо. Я просто подумал, если бы удалось заставить этих людей думать, что… Если бы я мог внушить им мысль, что можно заключить сделку, тогда, вероятно… Я просто не мог оставить ее умирать. Она моя племянница, полковник. Что бы вы сделали?
Как только Хенрик договорил, то понял свою ошибку.
Полковник Сто восемьдесят шестого достал болт-пистолет и навел на голову генерал-губернатора.
— Я вас честно предупреждал, — тихо произнес он, и последним, что увидел Тальмар Хенрик, была вспышка выстрела.
Глава двадцатая
Костеллин проснулся на мягкой кровати, в непривычном тепле — и первое время не мог понять, где находится. Может, он попал в плен? Но некроны вряд ли сняли бы с него шлем, ботинки и шинель, положив в уютную постель. Он попытался пошевелиться, но почувствовал острую боль в правом боку и то, как натянулась синтекожа. Это напомнило ему о недавней куда более страшной боли, но воспоминания были смутными.
Он вспомнил, как лезет по тросу вверх, как теряет последние силы, как соскальзывает вниз, в бездну. Потом руки в перчатках хватают его и тащат наверх, на свет. А потом — отчаянная погоня…
Теперь он лежит в помещении чуть больше, чем его кабинет в космопорту. На столе дрожат свечи, по стенам колеблются тени. В окно стучит дождь. Он с трудом поднял голову и разглядел двух пожилых женщин в лохмотьях, задремавших в креслах. Рядом с кроватью, бесстрастно глядя на него, сидел гвардеец в маске-черепе.
— Мы это сделали? — спросил Костеллин слабым голосом. — Взорвали генераторум?
Гренадер помотал головой и комиссар, грустно вздохнув, опустился обратно на подушку. Сон попытался одолеть его, но он сопротивлялся. Вспомнились пауки с зелеными глазами.
— Сколько выжило? — спросил он.
— Только вы и я, — отвечал гренадер. — Вы и я, сэр. Больше никого.
Костеллин понял, что давно закрыл глаза и голос солдата доносится до него словно с другого конца длинного туннеля.
Когда он очнулся во второй раз, его лоб обмывала одна из старух с круглым, строгим и рябым лицом. Костеллин хотел поблагодарить ее, но горло пересохло. Она услышала его кашель и принесла ему кувшин холодной воды.
Комиссар вспомнил, как вместе с гренадерами бежал через разрушенный город. Они разбились на пять отделений в надежде уйти от своих преследователей — некронов-скиммеров. Однако те оказались быстрее криговцев, легко летели над заваленными обломками эстакадами и стреляли из рук-пушек. Из шахты вышло почти пятьдесят гвардейцев, но лишь тридцать дошло до генераторума, где их ожидало худшее. Комиссар видел в своих кошмарах механических пауков размером с небольшой танк, наводнивших нужное отряду здание. Как и некроны-преследователи, они парили чуть над землей, но их движения казались медленнее, тяжеловеснее. Что не помешало им наброситься на гвардейцев, не обращая внимания на огонь из хеллганов.
Когда Костеллин очнулся в третий раз, дождь перестал лить, ставни кто-то приоткрыл, впуская в комнату дневной свет. Раненый никого не видел, но слышал приглушенные голоса.
— Пока они нас не трогали, но если узнают, что мы укрываем их врагов… — говорила круглолицая, ухаживавшая за ним.
— Ты же не хочешь сказать… — ответил голос другой женщины, незнакомый Костеллину.
— Разрази меня Император, если я об этом… Но…
— Ты слышала, что сказал тот, в маске? Они здесь, чтобы воевать с некронами.
— Вдвоем? Я думала, если у них…
— …думаешь? Паста, что мы нашли, однажды закончится. Как думаешь, если мы окажем им услугу, они накормят нас?
— Я вспомнил, — сказал Костеллин гвардейцу, садясь в постели и отпивая воды из кувшина. — Солдату впереди меня паук перерезал глотку. Мой пистолет пробил в нем огромную дыру. Я думал, он упадет, но…
— Ваши приказы, сэр? — выживший гренадер стоял рядом с ним.
Костеллин покачал головой, стараясь выбросить из головы фасетчатые зеленые глаза, приближающиеся к нему. Рана на боку все так же болела.
— Я не знаю, — ответил он. — Видимо, на этом наша миссия завершена. Может, нам просто следует…
— При всем уважении, сэр: так ли это? Некроны не знают, что мы живы, иначе бы уже обнаружили нас. Нужен лишь один человек, чтобы пробраться мимо со взрывчаткой и…
— Она еще у тебя?
— Нет, сэр. Иначе бы я продолжил сражаться.
— Полагаю, мне следует благодарить Императора за то, что ее у тебя не было. Ведь это ты вытащил меня оттуда, верно?
— Вы были ранены и без сознания. Сэр, я понимаю, что обстоятельства против нас, но если мы не сможем — тогда кто?
Костеллин задумался. Скорее всего, некроны сейчас готовятся к повторной атаке из шахты. Даже если так, двое должны преуспеть там, где не справилась сотня…
— Мы ничего не сделаем без взрывчатки, — сказал Костеллин. — Мы сможем вернуть ее?
Гренадер покачал головой.
— Я пытался перед рассветом, сэр, — произнес он. — Я подобрался к генераторуму так близко, как смог, но большинство моих товарищей были испепелены гаусс-оружием. Я нашел лишь несколько целых тел, и, к сожалению…
— Они не из тех, у кого были бомбы, — догадался комиссар.
— Но я собрал кое-что полезное… — сказал гренадер, и Костеллин с надеждой уставился на него.
Гвардеец достал из кармана шинели деревянную шкатулку. Комиссар уже знал, что в ней.
— Теперь наши товарищи с нами, — сказал гренадер, демонстрируя осколки костей. — Их души разделят с нами победу.
— Женщины… — неожиданно сказал Костеллин. — Когда я первый раз проснулся, здесь были две женщины.
— Они впустили нас, сэр. Они слишком слабы, чтобы драться, но сопротивляются по-своему. Они прятались тут с тех пор, как…
— Где они сейчас?
— Они пошли искать еду. Некроны почти игнорируют выживших, что соответствует…
Костеллин поглядел на полки над небольшим очагом в углу, заставленные коробками с пастой.
— Нам нужно убираться отсюда, — сказал он быстро.
Они спустились на восемь уровней вниз, прежде чем уперлись в баррикаду, которую не могли разобрать. Костеллин в любом случае нуждался в отдыхе, так как его раны все еще представляли собой серьезную угрозу. Присев на ступеньку, комиссар долго изучал карту туннелей на инфопланшете.
— Очевидно, — сказал он, — туда, откуда мы вышли, возвращаться нельзя. Но рядом помечены еще несколько шахт. В каждой должен быть свой запас взрывчатки.
— Мы сможем их найти? — спросил гренадер.