— Думаете? — Лицо итальянца вдруг стало мрачным и решительным. — Вы бы не говорить так, если бы сами здесь жить. В этой деревушка… нет никаких перспектив для молодой человек. Ни для кого из нас. Все мы учим кататься на лыжах, лазать по скалам и этим немного зарабатываем себе на жизнь… А потом старимся, и остается лишь управлять подъемником, как моему отцу. Я не собираюсь дожидаться такого конца. Когда-нибудь я разбогатеть. И знаете, что я тогда сделать?
— Что, Пьетро? — спросила Каро.
Красавец одарил ее улыбкой.
— Я поехать в Америка, — сказал он. — Это страна, где делают деньги. Я поселиться в Нью-Йорке, ездить на большом «кадиллаке», а на лыжах кататься — только по выходным, для развлечения.
— Насчет Нью-Йорка я ничего не знаю, — заметил Джимми, — но готов биться об заклад, что там нет таких пирожных с кремом, как эти. Я бы съел еще десятка два. Кто-нибудь хочет составить мне компанию?
В двадцать минут шестого, когда все уже собирались уходить, в бар, словно на волне веселых голосов, вплыла баронесса с детьми. Ганси и Лотти прижимали к себе новые свитера, которые мама им только что купила. Спустя несколько секунд вошедших догнала Герда. Когда она сняла свой анорак, на ней поверх неизменных черных брюк-форлагеров оказался белый свитер, который делал девушку еще бледнее, чем обычно. Она заказала чашку кофе, отказалась что-либо съесть и сидела молча, слушая возбужденную болтовню подопечных. Генри заметил, что Мария Пиа нервно и с ожиданием каждые несколько секунд поглядывает на дверь, и, разумеется, не прошло и пяти минут, как вошел Франко ди Санти.
Он сразу направился к баронессе и что-то сказал ей по-итальянски. Ее лицо озарилось радостной улыбкой, и Генри услышал, как та ответила:
— Чудесно. О, как чудесно! Просто не могу в это поверить.
Пьетро спросил Марию Пиа, хорошо ли она покаталась сегодня, и, поскольку разговор стал общим, Роджер и Франко сдвинули два стола, и все сделали еще заказы — кто кофе, кто шоколад, кто чай. Баронесса и Франко излучали такое веселье, что оно оказалось заразительным, а инспектор, памятуя их мрачные лица предыдущим вечером в баре, восхитился переменчивостью итальянского характера.
На часах, висевших над барной стойкой, было пять минут седьмого, когда Герда, перебив Пьетро на середине истории о том, как он однажды оказался единственным выжившим под лавиной, тихо напомнила, что детям скоро нужно будет готовиться ко сну; это положило конец застолью — все решили, что пора возвращаться в отель.
Компания тепло распрощалась с Пьетро.
— Arrivederce[18], — сказал инструктор. — До понедельника.
— Пьетро, а почему бы вам снова не прийти в «Белла Висту» сегодня вечером? — предложила Каро. — Луна еще полная…
— Сегодня луна не будет, мисс Каро, — с улыбкой ответил Пьетро. — Смотрите: идти снег.
Снег падал крупными мягкими хлопьями и ложился на землю пушистым покрывалом, когда они вышли из кафе и свернули на деревенскую улицу. Компания почти дошла до турникета канатной дороги, когда Эмми сокрушенно воскликнула:
— Мои лыжные очки! Я забыла их в «Олимпии». Черт возьми, придется возвращаться.
— Я пойду с тобой, — вызвался Генри.
Когда они снова объявились в кафе, Пьетро все еще был там. Он пил граппу в баре и пригласил Тиббетов составить ему компанию. Они не спеша выпили по бокалу ромового грога, вдоль уже темной улицы дошли обратно до подъемника и купили билеты. Пустые кресла с лязгом проплывали мимо, Карло притопывал ногами и дул на пальцы, чтобы согреться.
Часы с белым циферблатом в его будке показывали без восемнадцати минут семь, когда Генри, приготовившийся запрыгнуть в кресло, к великому удивлению, заметил, что кто-то спускается по канатной дороге вниз — съежившийся силуэт высветила лампа первого пилона. Мужчина поднял меховой воротник куртки, чтобы защититься от снега, и его голова утонула в складках пышного воротника, но не узнать щегольские ботинки из леопардовой шкуры было невозможно.
— Хозер оставил себе времени в обрез, как бы не опоздал на поезд, — заметил Тиббет, обращаясь к жене.
Когда кресло приблизилось, Карло вышел вперед, чтобы помочь Хозеру спрыгнуть, хотя Генри ранее уже отметил, что в результате продолжительной практики малорослый немец прекрасно научился справляться с этим самостоятельно. Но на этот раз он не казался ловким, как обычно. Когда Карло взял его за руку, Хозер дернулся в сторону, а потом неожиданно наклонился вперед и, упав лицом в снег, остался лежать. Карло — длинная сильная фигура под резким светом единственной лампы, горевшей в маленькой будке, — закричал по-немецки и рухнул на колени. Генри и Эмми быстро подбежали.