— Мы забываем о садовнике и его сыне, — напомнил Куприянов.
— Их найдут. Но уверяю вас, что у этих ребят, как и у остальных, не будет алиби.
— А если все-таки принять версию о самоубийстве? — неожиданно спросил участковый. — Ветрова утопилась, а труп в саду совсем другая история?
— Не хочу с тобой спорить, Сережа, — со вздохом сказал Трифонов. Обе смерти не похожи друг на друга. Из разных сказок родились. Но, как мы слышали, Ветрова боялась воды, а это значит, что она не умела плавать. Ее нашли в пятнадцати метрах от берега, а не в трех. И это во время прилива, когда утопленников выбрасывает на берег, а не уносит на глубину. Очевидно, ее сбросили с лодки.
— Если человек собрался топиться, то не имеет значения, боится он воды или нет. Идя на смерть сознательно, не думаешь об этаже, с которого бросаешься вниз.
Сделав заключение, капитан улыбнулся. Он все делал с улыбкой или усмешкой, эта маска срабатывает непроизвольно, как защитный рефлекс, от неуверенности.
Они спустились вниз и вышли в сад. Здесь их поджидал новый сюрприз. Двое милиционеров волокли от ворот мужика с заломленными за спину руками. Тот пытался сопротивляться и крыл отборным матом своих конвоиров.
— Отпустите его! — приказал Трифонов.
Задержанного освободили.
— Кто такой?
Мужчина выпрямился, выругался и взглянул на следователя.
— Живу я здесь! Понял? Матвей Акимович Солодов, собственной персоной. Возвращаюсь домой, а тут менты хватают. Совсем оборзели!
— Когда ушли из дома?
— Часа два назад.
— И где вас носило?
Солодов задрал телогрейку и вытащил из-за брючного ремня бутылку с мутной жидкостью.
— В Рублево за самогонкой ходил. Запрещено?
— К кому?
— Шутишь, начальник? Я не стукач.
— Два часа назад здесь милиция была. Как же ты смог выйти незамеченным?
— У меня своя калитка есть. Мне не резон в обход ходить.
— А обратно через ворота решил пройти. В обход. Бутыль брюхо не жгла?
Садовник промолчал.
— Ладно, калитку ты нам позже покажешь, а сейчас покажи свой кортик.
Солодов нахмурил брови.
— Накапал, сволочь! — Потом вдруг рассмеялся. — Никак на флот призвать хотите? Так меня с него пинками вышибли. Обратно не возьмут. Теперь весь мой флот у пирса привязан. Шесть лодок и один катер.
Капитан наклонился к уху следователя и шепнул:
— На пирсе пять лодок. Их и было пять, когда прибыли водолазы.
Трифонов не отреагировал.
— Веди-ка нас в свою хибару, Матвей Акимыч, показывай кортик.
Плечистый, высокий мужчина в старых обносках не создавал впечатления больного и беспомощного, как его описывала экономка. Если его побрить, переодеть и причесать, он мог бы сойти за представителя министерской номенклатуры. Трифонов представил себе этого человека в мундире морского офицера, на плечи которого могли лечь погоны с высоким званием. Красивое мужественное лицо, ясные глаза, ровные зубы, не забывшие, что такое зубная щетка, хорошая выправка. За маской ханжи, выставленной напоказ, скрывалась сильная личность. И еще: Трифонову показалось, что он вовсе не пил сегодня либо выпил совсем недавно, перед возвращением домой. Свежий запах самогонки не походил на водочный перегар.
Зашли в дом. Огромная комната, стол посередине, пустые бутылки, стаканы, консервные банки, окурки.
У правой стены русская печь, которая служила и плитой и кроватью, табуретки и пара сундуков. Флотским порядком здесь и не пахло.
Садовник встал на скамейку и полез на печь. На пол полетели лоскутные одеяла, старая шинель, подушки и прочий хлам.
Трифонов подошел к окну, где стояла несобранная раскладушка с постельным бельем, и посмотрел в сад. Особняк проглядывался хорошо. Он видел освещенные окна первого и второго этажа, стоявших у входа милиционеров и часть сада.
— Кто с вами живет, уважаемый?
— Сын, кто же еще, — послышался глухой голос с печи.
Трифонов подошел к столу. Две бутылки из-под водки сохранили свежий запах, тут же стояли два граненых стакана сомнительной чистоты.
— Он пьяным сел за руль?
С печи высунулась крупная голова хозяина.
— А я со стола через день убираюсь.
— Да, за руку вас не поймаешь.
— Дураком-то я в молодости был, начальник. Твои архаровцы могут, конечно, мне руки заломить, но сломать меня трудно. Всю жизнь ломают. Гибкость появилась. Ну а насчет кортика — осечка вышла. Нет его на месте. Исчез. Денис спер.
Капитан тем временем убирал стаканы и бутылку в целлофановые пакеты.
— Денис неравнодушен к блестящим предметам или острую штучку в ход пустить может?
— Ну уж нет. Ему одного раза хватит. Сейчас у него женитьба в голове. На риск не пойдет.
— Документы на кортик сохранились?
— Нет, конечно. Я паспорт-то найти не могу.
— А номер помните?
— И в мыслях не держал.
— Когда оружие в последний раз видели?
— Месяца два назад.
— Когда собак резали?
— Это не собаки, а людоеды. Они чуть Дениса не загрызли. Лохматые твари. Прохода парню не давали.
— Кто знал, что у вас есть кортик?
— Все знали. Но я чую, что дело тут не в собаках.
— Правильно чуете. Из-за собак такой шум не устраивают. Что вы делали перед уходом?
— Спал. Глаза продрал — и вперед.
Садовник спрыгнул с печи и встал возле стола.
— В котором часу?
— Счастливые часов не наблюдают. Да и нет их у меня.
— Короче говоря: "Я не я и хата не моя!"
— Хватит темнить, начальник. Пришли брать, берите. Но сначала предъявите обвинение.
— Похоже, вы ходки не только в море имели.
— А вы в досье загляните. Там много интересного для себя почерпнете.
— По специальности связист?
— Кое-что смыслю в этом деле.
— Ладно. Семен, позови Наташу, и составьте протоколы осмотра и дознание. А также со всех возьмите подписку о невыезде.
Трифонов направился к выходу. Участковый засеменил следом.
— Я сам за Наташей схожу.
Они приближались к дому, когда возле ворот послышался визг тормозов. Два ярких пучка света ворвались в темное царство заросшего сада. Машина влетела на территорию усадьбы и резко затормозила на центральной аллее, уткнувшись колесами в клумбу. Красная дверца шикарной иномарки распахнулась, и в полумраке появилась стройная длинноволосая красотка.
— А вот и наследница пожаловала, — скривил физиономию лейтенант. Готовьте смирительную рубашку.
— Иди за Наташей, Сергей. Я сам тут разберусь.
Девушка в короткой юбочке, ломая длинные ноги на шпильках, бросилась к дому. Через секунду она врезалась в препятствие. Мрачная широкая фигура в старомодном плаще показалась ей привидением.
— Успокойтесь, барышня. Сегодня здесь я хозяйничаю.
— Да кто ты такой? Вон отсюда, а то без работы останешься, мешок плешивый.
Трифонов сделал резкое движение, и на щеке дикарки отпечаталась пятерня. Из белой она быстро превратилась в пунцовую.
— Не торопись попасть в камеру. Еще успеешь. Кстати, я не мешок, а следователь. — Трифонов надел на голову кепку, которая торчала из кармана плаща и добавил: — А плешь мы прикроем, если она тебя смущает.
Сжатый красивый комочек расслабился, руки девушки повисли вдоль крутых бедер, и ее очаровательная головка уткнулась в широкое плечо полковника. Узкие плечики задергались, и она зарыдала. Такого оборота Трифонов не ожидал. Ему стало неловко за свою солдафонскую грубость. Немного потянув время, он провел огромной шершавой ладонью по мягким шелковым волосам.
— Извини, девочка, но твоему горю уже не поможешь. Мать не вернешь. Ну а преступника мы все равно поймаем.
Хрупкая фигурка вздрогнула и вновь превратилась в сжатую пружину.
— Чего его искать? Эта стерва ее убила! Сука! Она с первого дня отца обхаживала. Только возле него и вертелась. То ему рефераты печатала, то его роман идиотский редактировала. Не ясно, с какой целью ее наняли? Мать лечить или отца охаживать. А он и рад, поплыл уже. Она же гипнотизерша! Стерва! Без роду, без племени, из грязи в князи. Мать дурой не была, она все видела. Это только они ее сумасшедшей считали. Банда ледяных сосулек. Она умнее и здоровее их всех была. Вы только посмотрите, кто здесь живет? Змеиная яма. Отец на человека смахивал, и того в рог скрутили. Тряпка безвольная. А кем бы он был, если бы не мать? Привезла из Москвы желторотого цыпленка, так дед из него человека сделал. Все ему дали. Дом, машину, работу, жена красавица, а ему мало. Жлоб он и есть жлоб. Мать из-за него едва не рехнулась. Всю жизнь носилась с ним как с писаной торбой. Он думает, что все еще нужен кому-то. Красавчик пожухлый! Книжки писать стал. Непонятый гений! А эта змея тут как тут. Пригрелась. Это она его надоумила...