– От него одна голова осталась, и та скоро сгниёт, – выдохнул Инкуб. – И так со всяким будет, кто невесту мою обидит. Я отомщу…
Этернель склонился над обессиленным Инкубом:
– Это мы ещё посмотрим, Иван-царевич! Ёнда! С этого дня отзываться станешь на имя Аргиз. Быть тебе до зори чёрным, как ночь; быстрым, как ветер; страстным, как огонь; злым, как дьявол… волчья сыть… Ёнда! Ёнда!!! Только таким ты сможешь дотронуться до царевны… в образе зверя… Заклятье моё снимет девица, если понравишься ты ей… мара болотная, и назовёт она тебя по имени, что мать дала при рождении… травяной мешок… да поцелуй подарит! Лишь тогда власть моя над тобой кончится! Ёнда!
Инкуб сделал обжигающий горло глоток, и холод железными тисками сдавил члены.
А Этернель продолжал:
– Ёнда! Над тобой власть моя закончится, но не над Василисой! Лишь произнесёт она твоё имя истинное, в далёкой стране у Кавказских гор женщина, приходящаяся ей роднёй, станет шить платье из лягушечьих шкурок. Оденет Василиса платье, и быть ей лягушкой до конца дней своих! Никто не отменит заклятья, лишь смерть моя всё отменит! Пока имя своё не услышишь, до того дня Инкубом будешь днём, а ночью – Аргизом… Ёнда! Как услышишь имя своё – рана на лице в тот же час затянется, только шрам беленький останется! Ёнда!!!
Голос Этернеля тонул и растворялся в тишине. Инкуб слышал обрывки фраз. Они долетали до него, как сон или бред.
«Василиса!!!»
Этернель улыбнулся и откинул со лба больного слипшиеся в поту пряди:
– Помнишь, Инкуб… в детстве ты играл с доченькой в саду… Любила она тебя пуще других. Ты и песенке её научил, жалостливой такой… о Сулико. Царевна и сейчас её напевает, хоть и не помнит о тебе… Так ты ей приглянулся, что пришлось вас опоить дурман-травой… и разлучить. Никто не должен видеть тебя зверем, кроме тварей лесных и оборотней… А иначе я не ручаюсь за жизнь Василисы. Днём живи в Старом Капеве в тереме, здесь в хижине, а ночью прячься в потернах, зверь… И являйся по первому моему зову. А теперь приготовься к новой жизни… демон Аргиз!
Инкуб слышал своё дыхание и медленное, гулкое биение сердца. Холод сковал руки. Он сделал ещё один глоток отвара, и боль отпустила. Свет мерк перед глазами, заливаясь дымной удушливой завесой.
«Василиса!»
Сердце почти остановилось.
«Васи… ли… са…»
Остановилось.
И всё стихло.
Инкуб помнил, что погрузился в глубокий сон, а когда очнулся, лежал на полу. Обнажёнными плечами Инкуб чувствовал ледяной сквозняк из приоткрытой входной двери. Вот холод пробежал судорогой по ногам, раненый шевельнулся и резко вскочил.
Инкуб закачался, едва не пробив головой низкий потолок хижины, издал хриплый вопль и… ударившись четырьмя копытами о дубовые доски пола, вылетел в дверь.
Он летел долго, ветер свистел в ушах, но и он не смог заглушить голоса, который звал его во мраке ночи:
– Аргиз! Встань передо мной, как лист перед травой!
С рассветом Инкуб проснулся в своей хижине.
Клочки одежды, разодранной при обращении, валялись на полу. Он обнажённый и холодный лежал на диване. Воздух в комнате казался удушливым и зловонным, хоть входная дверь и была распахнута настежь. Ветер занёс за порог ворох сухих листьев. Они растеряли свою жёлтую, алую и багряную восторженность и тихо шевелились на полу, будто ощипанные перья птицы, попавшей под нож. От самых сухих остались хрупкие скелетики, готовые рассыпаться в прах от лёгкого прикосновения.
Инкуб не помнил, как оделся, как вскочил на коня, поскакал в Старый Капев. У крепостной стены кипела работа. Из дубовых стволов ставили разрушенную часть крепостной стены. Инкуб увидел Афанасия, кивнул ему и поскакал прочь, в терем.
Там, в покоях, он скинул с головы капюшон и, как был, повалился на кровать. Он застонал и вновь погрузился в сон. Проснулся уже ночью, на полу в хижине в образе коня.
Сон был похож на тёмную яму. Инкуб падал в неё и мгновенно отключался. Было ощущение кратковременного полёта, но не в пропасть или куда-то в адские, горящие смертоносным огнём, разверзшиеся тверди. Ощущение полёта над… Над чем именно, Аргиз не помнил. Но что странно, после сна он чувствовал себя необыкновенно бодрым и отдохнувшим и точно знал, что ничего кошмарного и пугающего во сне не было.
Аргиз подошёл к зеркальной створке шкафа и стал внимательно рассматривать своё отражение. Вороной конь, черней мрака, образ необузданной страсти и ужаса, тёмная тварь, демон-раб под седлом господина – вот он кто теперь.