– Не в этот раз, государь, – а у самого уже всё плывёт перед глазами, – одна валькирия постаралась… у неё меч ноктинианским ядом был смазан.
Горын сочувственно поцокал языком:
– Видать, очень нравишься ты ей, если так боялась твоей победы. Беда, однако, – Горын глазами на меня сверкнул, – много слышал из сказанного, Афанасий?
– Да всё, почитай, слышал, государь. – Я икнул ещё громче и уселся в кресло.
– Эва, братец, как ты набрался-то…
И тут в соседней зале раздаётся звон, треск, чей-то жалобный вой и отборная матерная брань. Двери распахиваются, и входишь ты.
Злой как чёрт. Шелом под мышкой, немытые, пыльные волосы прядями закрывают лоб. Лицо в саже, кота на рукавах в обгоревших проплешинах, кольчуга порвана, зерцало на груди погнуто от удара мечом, рубаха на подоле и пурпурный бархатный плащ болтаются рваной грязной бахромой. Увешан мечами, костенями, ножами, как морской разбойник. В руке – мешок.
Вошёл, поздоровался, поклонился, царю-батюшке руку поцеловал.
Горын встал, обнялся с тобой и скривился:
– Чем от тебя так пахнет, Иван-царевич?
– Аиром, Горынушка, аиром… Люблю люльку с аиром выкурить.
– Тебе в баню надо, мой бард.
– Потом… вечером… Как же у вас тут жарко! – Ты отбросил в сторону мешок и скинул лохмотья бархатного плаща.
– Чья голова в мешке, мой бард? – спросил царь.
– Хана Козла Бурновича. Отъездился, поганый… К вечеру вернусь в Старый Капев. Должок ещё один заплатить надобно…
Кощей одобрительно кивнул:
– Езжай, Иван-царевич, езжай, сын мой, уплати должок. Так ты из-за Козла приехал, мой бард?
– Не только, государь.
Тут ты сел на стул, положил ноги на другой, откинул прядь с прекрасного чела и взглянул на Горына.
– Я жениться надумал, государь-батюшка.
Кощей кивнул:
– Женитьба дело хорошее. Давно пора. Кого имеешь на примете?
– Пока не выбрал. Хочу объявить в Лукоморье смотр невест.
Я услышал, как Горын скрипнул зубами и опустил голову, чтобы ты не заметил, как налился яростью его взгляд.
Ты отпил из чары и продолжил:
– Всех девушек, всех сословий и званий приказано собрать в Старом Капеве. Я уже подписал указ и отправил во все концы Тридесятого царства. Этот свиток вручаю вам лично, государь. Ибо на смотр должны быть приглашены все без исключения девицы и царские дочери тоже. Отцы, утаившие дочерей, лишаются родового имени, титула, дома, семьи, земли и изгоняются из страны под страхом смерти… вместе с остальными членами семьи. Так гласит закон…
Кощей и Горын молча смотрели на тебя.
– Извините, что наследил – я должен откланяться… Честь имею.
Ты поднялся, поклонился в пояс и был таков.
Горын схватил мешок с башкой Козла и со всей силы швырнул её в открытое окно. Под окном гулко хрустнуло.
– Наглец! – прошипел Горын.
Дверь открылась и показалась твоя запылённая голова.
– Государь мой, позвольте забрать боярина Афанасия Дхоля в поход. Не то он сопьётся тут к чертям собачьим.
– Иди! – махнул рукой Бессмертный.
Афоня прищурил каурые глаза, взглянул на Инкуба по-волчьи:
– О чём разговор у них шёл дальше, я не слышал, поскольку ты волок меня по коридору вон из поместья, за что я тебе очень благодарен, но догадаться нетрудно… Думаю, обсуждали они, как Василису в Лукоморье заманить, чтобы сама пришла, по доброй воле».
«Я всё ещё спала. Сон затягивал меня в свои дебри всё глубже. Слои сновидений, как прозрачная кисея, запелёнывали меня, круг за кругом. Я видела эти слои и плавно переходила из одного в другой. Мне не хотелось просыпаться. Вот бы остаться во сне. Во сне так тепло, так покойно. Вот возьму и не вернусь. Останусь бродить среди сновидений… В пустоте… Я представила себе осеннюю гладь пруда с широкими ладошками кленовых листьев. Серая белка карабкается на сосну. Горит костёр из осенних листьев в парке. Странно горит… без копоти… без дыма… Вот поверхность пруда пошла широкими кругами, и тупая змеиная голова метнулась к берегу, стряхивая с блестящих чёрных крыльев потоки прозрачной воды.
– Василиса-а! – произнёс дракон зычным голосом, и чешуйчатое тело двинулось ко мне.
Я вздрогнула и пришла в себя. Рассветный свет стоял в окнах белым ореолом. Предметы в комнате отбрасывали длинные чёрные тени. Я по-прежнему в поместье «Зелёный Дуб». Пошевелила ногами, руками. Ничего не болит. Чувствовала я себя даже бодро, но послевкусие после снов осталось неприятным.
«Приснится же такое! Чур, наверное, разгадал бы этот сон…»
«Сколько же я спала? День, два? И где Аргиз?»
Я приподнялась на локте:
– Аргиз! Где ты?
– Его нет, – ответил молодой знакомый голос из сна, и я вздрогнула всем телом.