– Я и есть Иван-царевич! – улыбнулся Инкуб.
– Но как же… на портрете… светлые волосы, синие глаза…
– Прошло много лет с тех пор. Светлые волосы могли и потемнеть, а очи темнеют, когда я смотрю на тебя, царевна.
Тени очага ярко плясали на стенах. Глаза Инкуба, казавшиеся мне чёрными, были и правда синие, почти кобальтовые, с ярким голубым ободком вокруг зеницы.
– Убедилась? – Инкуб был уязвлён. – Может, Афоню позвать, чтобы он подтвердил мою личность? Можно и весь город… если пожелаете, Василиса Михайловна.
– Но… ты же Инкуб.
– В чём противоречие? Ну да, я Иван-царевич, Великий бард Лукоморья по прозвищу Инкуб Острый… – Инкуб вздохнул. – А вы, Василиса Михайловна, хоть и Премудрая, обладаете потрясающей способностью – блуждать в трёх соснах.
– Ты мог бы и раньше мне сказать, – попыталась я защититься.
– Весь город три дня подряд кричал на всех улицах и площадях: «Иван-царевич!»
– Извини…те меня… я и правда бестолковая…
– Так ты поцелуешь меня? – Глаза Инкуба зло сверкнули. – Тогда прощу.
Я привстала на цыпочки и поцеловала Инкуба в гладкую щёку. Он смотрел на мои губы:
– Неплохо… но для прощения недостаточно. Ещё… – потребовал он, но голос уже рокотал пылко и нежно.
Мои губы потянулись вверх, повинуясь не разуму, а глазам, что смотрели нетерпеливо и страстно на мои губы.
Инкуб обнял меня, поддавшись навстречу, и я удивилась, сколько нежности было в его порывах. Наши губы встретились, и поцелуй охватил головы и тела.
Я помню, что оба мы уже задыхались, когда Инкуб, прервавшись на мгновение, стянул с себя сорочку и, обнажённый, навис надо мной. Его рука легла на моё бедро и потянула вверх подол ночной рубашки…
В ту секунду взгляд мой скользнул по окну, и я увидела слабое свечение.
«Неужели уже рассвет? Почему на западе?» – мелькнула странная мысль.
Инкуб недоумённо посмотрел на меня и оглянулся на окно.
В тот же момент в коридоре послышался грохот кованых сапог, звякнули топорища секир, и дубовая дверь в опочивальню, оббитая изнутри войлоком, сотряслась от ударов:
– Великий бард! Инкуб!!! Царевич!!! Беда!!!
Инкуб скатился с меня, в мгновение ока натянул порты.
– Это я – Афоня! Отворяй, мой бард! На город напали!
Дверь, тяжёлая, как ворота, с лязгом сорвалась с петель, и в комнату ввалился Афоня с полным вооружением в руках. Он с грохотом скинул на пол кольчугу, портупею, кинжалы и мечи – полутораручный для ближнего боя и лёгкий сабельный.
– Кто напал? Когда? – Инкуб споро натягивал на сорочку стёганую коту. Афоня уже пристраивал ему на плечи кольчугу – блестящая чешуя со звоном упала до колен, и Афоня, пристёгивая одной рукой на шее и шеломе бармицу, протягивал портупею с зерцалом, на котором красовался вставший на дыбы вороной конь.
– Орда! Прошли временной переход!
– Но открыть временной переход может только волхв высшего уровня, владеющий Живой! – Инкуб с хрустом затянул ремни турьей кожи и нацепил на пояс два кривых охотничьих ножа и прямой, чеканный кинжал, заткнул за пояс топорик с длинной рукоятью.
– Среди нас предатель, мой бард! Стража на юго-западных Волховых воротах перебита. Враг уже занял южные потерны! Бой у Матрёниных ворот! На стенах сотни Буривоя и Луки Лукинича! Остальные вои собираются из домов и казарм.
– Сколько надо времени, чтобы всех собрать?
– Минут десять! Но каждая минута дорога, мой бард! Мои кмети ждут нас у дверей терема. Ещё десяток охраняют покои царевны.
– Командиров ко мне! – Инкуб пристегнул наплечные щитки и наручи.
– Уже ждут! – Афоня прилаживал щитки на сапоги и цеплял шпоры.
– Если центральные потерны не заняты, мы можем провести конников и ударить орде в тыл! Отвлечь от стен города!
Инкуб надел железную рукавицу, взглянул на меня, взял с сундука и бросил на постель платье и летник:
– Одевайтесь скорее Василиса Михайловна! Оставайтесь здесь и ждите вестей от меня. Я пришлю гонца, как только смогу. – Он подошёл, нагнулся и поцеловал меня в губы. – До встречи, ладо!
– До встречи, ладо, сокол мой ясный! – пришла я в себя и бросилась Инкубу на шею.
– Всё, пора! Идём, Дхоль!
Инкуб, звеня оружием и шенкелями, выбежал в коридор. Спустя мгновение я увидела его под окнами терема верхом на аргизе Псое.
Поднимая копытами белый снег, освещая факелами тёмные стены города, отряд с гиканьем и свистом пронёсся прочь к Рыночной площади.
Я оделась, заплела косы, надела кокошник, накинула шушун поверх платья и летника. Сердце моё стучало как сумасшедшее. В мутных стёклах окна отражалось зарево пожара на западе. Горела деревня у городских стен.