Кучков зять, играючи саблей, наступал на безоружного царя Андрея. За ним толпились сподручники, с мечом наступал Яким Кучкович. За Якимом, с саблей, визжа, как нечестивый половец, бросился Стырята.
Оба, зять и Стырята, наслаждались казнью. Убивали не торопясь, наносили удары издалека, концами клинков, с протягиванием, разрезая плоть князя по рукам и стегнам, и спине. Князь защищался как мог, но душегубы, горячась от ярости, били его по рукам саблями всё жестче. Яким ударил мечом в затылок, а Стырята наискось в рамо и в ключицу. Сильнейший удар саблей нанёс зять и отрубил князю десницу ниже локтя.
Кровь хлынула рекой, князь упал, а Лука вышел из оцепенения:
«Что ж вы, душегубы, нечестивцы, делаете с царём своим!»
Дальше он ничего не помнил, поскольку получил в лоб удар мечом.
Очнулся, когда совсем рассвело. Удар мечом не погубил Луку. Над бровями горел обширный запёкшийся порез, из которого кровь уже не лилась, и голова шла кругом. Видимо, Яким, ранивший Луку, взял в спешке в руки первое попавшееся оружие и не очень-то умело им владел.
Лука встал; пошатываясь, пошёл в княжескую опочивальню. Тела князя там не было, а в комнате стоял страшный беспорядок и запустение.
Всё было разграблено.
К рассвету воры Кучковичи уже успели разграбить царский дворец. Не осталось ни ковров, ни сундуков, ни одежды, ни серебряной и золотой утвари. Исчезли иконы в окладах, книги в драгоценных жемчужных переплётах, сундуки с ризами и оружием, корона царская, накладные жемчужные пояса, алмазные перевязи, выбисеренные сёдла, золотые доспехи, меч Святого Бориса, золотые рыцарские шпоры и драгоценные золотые наплечники со святыми образами, подаренные Великому князю Андрею самим императором Великой Римской империи, давнишним его приятелем – Фридрихом Рыжебородым.
Когда Лука спустился вниз и вышел на улицу, простые люди грабили княжеский дворец и город. Снаружи опустошение выглядело ещё страшнее, чем внутри дворца. Тащили всё, что не унесли Кучковичи. Дошло до того, что поставили лестницы и полезли на лопатки [92], снимать иконы, сбивать золотые пластины с Золотых ворот.
Тело князя лежало в огороде. Над ним плакал его старый слуга киянин Фома. Увидев Луку, сказал:
«Оубьен же бысть въ соботу на ночь и о свете заоутра мёртвъ…»
Инкуб рассказывал, что Собота – любимый стольник Бессмертного – уж очень подходил под описание Стыряты. И ростом, и статью, и цветом зениц, и власт.
Особые приметы и те совпадали: на запястье десницы [93] – наколка в виде якоря и адрила [94]. Бессмертный, ежели в походы ходил по воде, всегда в аламундари [95] Соботу ставил. А Стырята тоже был аламундарём у боярина Кучкова, потому и прозвище такое получил, от «стырь» – рулевое колесо.
Я исподлобья смотрела на цареубийцу.
Собота развёл костёр, завесил плотно полог в шатре. Вскоре внутри стало тепло и сухо.
Собота уселся подле костра на меховую япончицу и уставился на меня рыбьим взглядом. На правой руке ближе к ладони темнела наколка якоря и паруса.
– Через час я уйду. Одна останешься, царевна. А пока я здесь, хочешь знать, как всё произошло пятнадцать лет назад?
Я молчала. Собота хмуро смотрел на меня из-под бровей.
– Я расскажу… Никому никогда не рассказывал… А тебе расскажу… Вскоре, как казнили старого Степана Кучкова, кмети княжеские схватили его детей и племянников, что были вместе со Степаном в охотничьем тереме на Кучковом поле. Место пустынное, одичалое, ни кола ни двора – только и славилось доброй охотою да дорогой на Владимир, что шла по левому берегу реки Неглинки.
Как сейчас помню… В палатах кучковских стою на коленях перед князем Гюргием – без златого пояса, как раб, руки белые за спиной стянуты, что на дыбе, к смерти лютой готовлюсь. Рядом князь Андрей стоит, рукоять меча поглаживает.
Слышу голос нежный, возлюбленный, моей ненаглядной. Мол, князюшка Гюргий, отпусти ты Петра – ни в чём он не повинен, а я за то женой доброй стану твоему сыну князю Андрею.
Отпустил меня князь с тем условием, что на сборы мне – день до утра, и ноги моей не будет ни во Владимире, ни в Новгороде, ни в Суздали, ни в Ростове, ни в Кийе.
А вечером слышу у опочивальни скребётся кто-то. Это Улита, душа моя, пришла со мной попрощаться. Всего-то и было у нас пять минуточек, но мы своего не упустили. Очень надеюсь, что старший сын Улиты – от меня.
Говорит мне душа моя:
– Беги, беги, Петруша! Утром казнят тебя! Беги! Ночь лунная, а как на другой берег Москвы-реки переберёшься, они тебя уже не схватят…
92
Лопатка – вертикальный, плоский выруб стены. Декоративный и конструктивный элемент, служащий для укрепления стены.