Делать нечего… я поклонился царю в пол:
– Приказывай, мой государь.
Бессмертный протягивает мне власяницу: колючую, как шиповников куст:
– Одевай, носи до дыр, пока сама не упадёт. Это первое твоё послушание. Второе – на полную луну обратишься в аркуду. Ермий тебе поможет.
Из-за стола встаёт высокий белобородый старик в золотом венке из дубовых листьев, по виду из вольков, из друидов – не из наших волхвов, но по-русски говорит чисто, будто на Руси родился.
– Пойдём, – говорит, – всё сымай, кроме порток и поршней. Пояс оставь златой – без пояса даже смерды не ходят.
– А как же добро моё, корабли? – опомнился я.
– Дык, никуда они не денутся. В Новгород тебе дорога не заказана. Оставь здесь приказчика – пусть за добром доглядывает. Ты лучше думай, Стырята, как в медведя обращаться будешь. В первый раз так кости выкручивает – хоть помирай… Полная луна уж завтра: к тому же – святой вторник, гадание на священном коне…
С тех пор стал я Кощею служить. Приблизил он меня, одарил, сделал любимым стольником.
И вот однажды, это было уже после отравления киянами Гюргия Долгия Руки и сына его Глеба, новгородский воевода принимал у себя Бессмертного. Утром на народном вече было решено на княжий стол в Новгороде посадить младшего сына Великого князя Андрея, моего кровника.
Каково же было моё изумление, когда встретил я своего врага лицом к лицу. В палаты воеводы входит сам князь Андрей, муж моей Улиты.
Князь, когда женился на ней, уже юношей не был. Чай старше Улиты лет на двадцать. Вижу – постарел, поседел, хоть и силён ещё, но уже сдаёт. На меня взглянул – не узнал, годы и меня изменили.
Сидит Андрей не весел, голову на грудь повесил. Одежды чёрные, траурные, золотом на плечах сверкают, глядит мрачнее тучи.
– Что не весел, князь? Зачем звал меня в Новгород? – спрашивает князя Бессмертный.
Андрей вздохнул горько и говорит:
– Чай, не слыхал? Тризну по сыну справил… Хотят вороги извести мой род на корню. Отца отравили, брата Глеба кияне окаянные сгубили, все мои братья и сёстры, кроме Ольги, уже мертвы, сын старший Изяслав убит, средний Мстислав убит… остался младший, малолетний кощей [103] Гюргий Андреевич, последний наследник моего рода.
– Так радуйся, друже. Твои братья и вовсе наследников не оставили, – усмехнулся Бессмертный.
– Мал ещё Гюргий, неопытен, всего-то двенадцати лет. Матерью Улитой избалован, и настраивает она сына против отца… сука похотливая. Чувствую, смерти Улита моей хочет, заговор готовит.
– Так казни её, – криво усмехнулся Бессмертный и на меня глазом рысьим косит.
Я и ухом не повёл, а внутри ненависть клокочет, будто ключ горючий.
– Не могу, – нахмурился Андрей, – жалею её, змею подколодную… После моей смерти недолго жить Гюргию. Без защиты царевич останется… всю родню истребили… лёгкая добыча для стервятников… Так что некому будет дело моё продолжить, память для людей сохранить о делах мои боголюбивых.
– Что ж ты раньше времени кручинишься?
Князь посмотрел хмуро:
– Ты знаешь, царь Нави, я просто так говорить не стану.
– Что же ты от меня хочешь? – спрашивает Бессмертный.
Князь вздохнул, русые пряди рассыпались вдоль лица. Он некоторое время обдумывал, стоит или не стоит говорить, но всё же сказал:
– Знаешь ли ты прорицательницу Живу?
– Как не знать? Мы с ней родня, хоть и дальняя, – кивнул Бессмертный.
– Двенадцать лет назад… когда выгнал я из княжества свою мачеху царевну Ольгу со сводными братьями перед походом на булгар, Жива явилась ко мне во Владимир.
В глазах Бессмертного вспыхнул интерес, он даже вперёд подался:
– Никак предсказала тебе?
Князь Андрей кивнул:
– Предсказала… что от рода моего и следа не остаётся. Все братья умрут без наследников ещё при жизни моей, а сыновей убьют и «сам ты оубиен будешь».
Хотел я схватить колдунью и повесить за такие слова на городских воротах, а она мне молвит:
– Останется в живых единственный сын, ещё не рождённый! Он прославит царский род. Твоё имя забудут, а его будут помнить и чтить в каждой семье, в каждом доме! Хочешь ли такого сына?
– Кто же не хочет? – отвечаю.
– Тогда слушай… Как поедешь на охоту, сверни с большака налево, в суздальскую священную рощу. Доедешь до вековых дубов – коня оставь и иди дальше по тропинке один. Дойдёшь до избушки, постучишь в дверь три раза, скажешь слово заветное (и тут Жива мне слово прошептала на ухо) – дверь и откроется. За столом увидишь девицу в покрове. Ты покров не снимай, на красу её не гляди. Дева тебя накормит, напоит, спать уложит. Как ляжешь с нею, лампаду погаси – на неё не гляди. Проведёшь с девой тёмну ноченьку, а утром уедешь. Вернёшься ровно через девять месяцев, в день Священного огненногривого коня, в первый день листопада – посмотришь на новорождённого сына Ивана-царевича и на мать. И никому, ни единой душе об этом не говори и дорогу в священную рощу забудь. Как пройдёт десять лет, вернись туда, забери сына у матери и держи при себе.