Вот ведь, приснится такое. Я погладила рукой гладкую кожу на бедре. Неужели когда-нибудь она превратится в лягушечью? Станет холодной и лип-кой?
– Я очень боюсь, Ваня, – прошептала я, глядя в бездонные глаза жениха.
– Не бойся, я же с тобой. – Иван отвлёк меня от тревожных мыслей, я нашла успокоение в его поцелуях и объятиях.
Через час Иван стоял у огня, умиротворённый, немного отрешённый. Он улыбнулся, оглядывая восхищённо обнажённое тело, вбирая его целиком одним взглядом.
Он уже успел привести себя в порядок и выглядел безукоризненно. Разве только на шее пламенел след поцелуя, и очи сверкали ярче обычного.
Иван помог надеть и застегнуть сарафан, придирчиво осмотрел всю, поправил волосы.
– Ты выйдешь за меня. Сегодня же распишемся, – сказал он убеждённо. – А теперь пойдём отсюда, тебе незачем здесь оставаться. Переночуем у меня – нам определённо нужно места побольше, – Иван тронул носком ботинка осколок разбитой вазы, – а завтра утром уедем в Лукоморье.
Я смотрела на возлюбленного.
– Хорошо, я поеду с тобой, – ответила я, лукаво улыбаясь, – но при одном условии.
– Каком? Говори! – вскрикнул Иван, горячась.
– Ты никогда больше не дашь мне противную розу Алкею. Я вспомнила свою жизнь и не хочу ни на минуту забывать, кто я и как жила!
– Твоё слово – закон, моя княгиня. – Иван согнулся в поклоне.
– Хитрец! Разве ты по-прежнему можешь попасть в Лукоморье?
Иван улыбнулся и подхватив меня на руки, закружил по комнате:
– Конечно, ладо! Я смертен теперь, но всё остальное осталось при мне: и силушка богатырская, и удаль молодецкая, и добра мне дал Бог, и злата, и серебра, и москотья, и красавицу-жену. Да и бессмертным снова стать не так уж и трудно: достаточно выпить драконьей крови из серебряного кубка… мне и тебе.
– О да! Это очень просто! Убить дракона! Горына! Корнея Горыныча!
– Тебе его жалко? Он тебе нравится? Если так, то оставлю в живых, останусь смертным, – в голосе Ивана послышалась ревность.
– С чего мне его жалеть? Не Горыну я обещана в жёны. Он меня на остров не посылал, ждать три года – не ждал, в Ноктис за оминумом не ходил, бессмертия ради меня не терял, розу Алкею из-за океана не вёз, и из грядущего полона не он меня освободит!
Иван жарко прикоснулся ко мне:
– Ибо крепка акы смерть любовь, ладо ма.
– И ты по-прежнему Великий бард Лукоморья? И мысли читать, и оборачиваться аргизом можешь, как и прежде?
– И аргизом… и мысли читать… А тебя я и без слов понимаю, ладо, всегда… почти всегда.
– Как мы попадём в Лукоморье, мой бард?
– В моём саду в Глдани есть временной переход – такая же часовня, как и в «Зелёном Дубе». Я уверен, что в Старом Капеве нам будет лучше, чем здесь. Помнишь нашу опочивальню? Там широкая и мягкая постель… Но очень холодная без тебя…
Иван снова принялся целовать меня. Руки легли на бёдра, и подол пополз вверх под нежными и настойчивыми прикосновениями.
«Азъ бесъсытенъ тобою, ладо… прилука ма…»
В коридоре раздалось частое цоканье каблучков.
«Желя!»
Иван неохотно отступил и сел на стул:
– Кажется, нас обнаружили твои псевдородственнички…
Я едва успела перевести дыхание, как на террасу ворвалась ятровка:
– Что вы тут делаете? – Она быстро оглядела комнату.
– А ты что тут делаешь? – прошипела я в ответ.
– Я хотела сказать, Васа… тебя к телефону.
– Хорошо, сейчас подойду. Ты иди, Желя…
Когда ятровка скрылась за дверью, я обернулась к Ивану:
– Я прогуляюсь немного, мой бард. Подышу свежим воздухом… одна.
– Прогуляйся, ладо… отчего же не прогуляться, – хмуро согласился Иван, – я подожду тебя здесь.
Телефон ответил короткими гудками.
– Кто меня спрашивал?
– Не знаю, – пожала плечами ятровка, – мужчина. Он не представился, но сказал, что родственник Горын должен передать тебе важные сведения о каком-то… профессоре Эрнеле.
– Может, Этернеле?
– Да! – радостно кивнула Желя. – Сказал, что будет ждать на Русской через полчаса, у дома тёти Тамары.
– Так поздно?
– Ещё просил передать, что спешит и другого времени встретиться у него не будет.
Я поблагодарила, поднялась к себе в комнату и переоделась в спортивный костюм.
«Ну что же, заодно и прогуляюсь!»
По вечерам, уже много лет, я совершала пробежки и, признаться, не видела причины менять привычки. Перед ужином, который мог затянуться у родни далеко за полночь, я совершала пробежку вдоль Куры.