Помыкать мною не смели и, вероятно, потому что у тёти было два сына, а не две дочери, Золушкой я не стала.
Родня мечтала избавиться от строптивого подростка, и тётя решила под предлогом подготовки к поступлению в университет отправить меня в Москву, к дальней родственнице… к той самой презираемой родне… к Родовичам… одной из «Капулетти».
Вскоре приехал сын родственницы – серьёзный, немногословный дядька богатырского телосложения – и в тот же день увёз меня из родного дома.
Из каморки под лестницей, любимого убежища и места уединения, я в узкую щель хмуро оглядывала родственничка, стоявшего в нашей просторной прихожей. Плечами он загораживал свет, льющийся косыми, весёлыми потоками из круглого оконца над входной дверью, и отбрасывал внушительную тень на натёртый до блеска дубовый паркет.
«Не Илья Муромец, но Микула Селянович… Здоровый, как бык!»
«Ему бы ещё голову побрить наголо и – вылитый головорез из банды Гоги…»
Родственник «Капулетти», как полагалось, был одет в чёрное: в фирменные джинсы, сорочку, обтягивающую тугие бицепсы, ботики хорошей кожи. Увидев, как гигант, вколачивая богатырскими ножищами дубовый паркет, прошёл в гостиную и садится на изящный бальный диван, так полюбившийся тёте, я шире открыла дверь каморки и стала наблюдать. Когда от энергичной поступи родственника в горке перестал звенеть хрусталь, он что-то тихо и глухо промычал.
Это вызвало смятение среди женской половины родни. Кажется, тётя наступила на ногу дяде, а носила тётя неизменно высокие тонкие каблуки – тот отчаянно взвыл и заскакал по комнате.
На тбилисскую родню дядька произвёл должное впечатление. Смотрел он грозно и вполне мог довести до смертной икоты любого. Я заметила, как Макоша внимательно наблюдает за каждым движением родственника, даже к чаю не притронулась, а некоторые родные глядели на «Капулетти» с явным страхом. В то же время богатырь неспешно отпил крепкого грузинского чаю из костяной фарфоровой чашки, поднялся и вопрошающе взглянул на тётю Макошу.
– Василиса, детка, вылезай уже из-под лестницы… Хватит ребячиться. За тобой приехал твой дядя из Москвы. Вещи уже внизу. Скорее! У вас через два часа самолет.
Тётя говорила, не спуская глаз с гостя. Пальцы на левой руке у неё подёргивались, а правой Макоша как будто заслоняла грудь от возможного удара, но гость вёл себя мирно и никаких признаков агрессии не проявлял.
Я распахнула настежь дверь и замерла. Родственник обернулся, смерил взглядом белые гольфы с помпонами, лакированные туфли с перепонкой на подъёме, шерстяное салатовое платье до колен, тяжёлую льняную косу, заплетённую в высокий хвост. В отличие от родственников, облачённых в чёрное, на мне не было даже траурной повязки, как положено на поминках. Дядька оценил, посмотрел одобрительно и шагнул навстречу.
Гость чуть нагнулся, чтобы не удариться головой о двухметровый дверной косяк, подхватил чемоданчик и плащ, огромной ручищей напялил мне на голову берет и повелительно кивнул головой: «Пошли!»
«Капулетти» вышел вон, не прощаясь, и так стремительно, что я успела лишь махнуть всем рукой и побежала следом.
Дверь такси захлопнулась, машина тронулась с места и поехала по улице в сторону моста.
Дом детства был виден ещё несколько мгновений, а потом как-то сразу просел на подъёме, замелькал в солнечных зайчиках за деревьями, на глазах ужался до спичечного коробка и скрылся за поворотом.
Поначалу я решила, что родственник из Москвы глухонемой, но в аэропорту, у стойки паспортного контроля, он открыл рот и произнёс несколько слов приятным баритоном на чистом русском языке.
– Кажется, вы порядком напугали моих родственничков, – завела я разговор.
Богатырь молча взял паспорта со стойки и проигнорировал моё искреннее желание пообщаться.
Я презрительно фыркнула вслед:
– Лиса придёт, и курица раскудахчется.
В самолёте мы сидели рядом. Дядька пил минеральную воду, таращился в тёмный, ночной иллюминатор, к казённому ужину даже не притронулся. Спустя час «Капулетти» повернул ко мне светлую, кудрявую голову, и голубые глаза зыркнули из-под густых и прямых, как стрелы, бровей.
– Тебе сколько лет?
– Пятнадцать.
– Маловато для стажёрки.
– Чего? Какой стажёрки… А вас как зовут?
– Арий.
– Необычное имя.
Арий только хмыкнул. Вот и весь разговор.
Он и в такси сидел, будто в рот воды набрал, довёз меня до грунтовой, мокрой и скользкой от дождя улицы, уходящей в тёмный лес, и попрощался: