Воцарилась гнетущая тишина. Мне захотелось немедленно провалиться сквозь землю.
— Подними ее, сейчас же! — резко сказал Доктор.
Я сунул злополучную кожуру в карман.
— Спасибо, — сказал Доктор. И озорно улыбнулся. — Ну конечно, ничего этого бы не случилось. Бананы — это хорошо. Я всегда это говорю.
Мы продолжили прогулку.
Вот видите, какие шуточки он любит шутить. Но с недавних пор я гадаю, осознает ли он, в какой кавардак он превратил жизнь Эми Понд? Это гениальный кавардак, кавардак, который я очень люблю, но только не знаю, понимает ли он, что это по его вине? И если понимает, не вызывает ли это у него бессонницу по ночам, как у меня?
Это только слова. Все это так сложно. Я даже не пытаюсь в этом разобраться.
Но вы только представьте, каково это. Ты стараешься сделать что-нибудь храброе, дерзкое. А злодеи, которых ты хотел запугать, оказываются нереально добрыми.
После того как я перестал кашлять, Доктор Блум отвел меня в свой кабинет. Он закрыл окно, и его жена протянула мне стакан с чем-то.
— Боюсь, это не бренди, — сказала она. — Это просто шерри.
Я глотнул его, не чувствуя вкуса. Я просто хотел избавиться от кашля. Это было непросто.
— Бедный мальчик, — сочувственно сказал доктор Блум. — Как долго вы себя так чувствуете?
Он протянул мне собственный носовой платочек. На нем были вышиты инициалы Й. Б. в окружении цветочков. Забавно. У меня в ушах зазвенело.
Странно. Ты работаешь в больнице, видишь все это. Благообразную пожилую леди, которая упала и ударилась головой, и очнулась в постели, крича и ругаясь на всех до тех пор, пока не умерла, словно она выпустила из себя весь гнев, накопившийся за 90 лет. Людей, становящихся худее и бледнее, но продолжающих хохотать над ситкомами[12]. Тревогу, которая появляется на лицах пациентов, когда они думают, что их никто не видит. Матерей, которые каждый день приходят навещать больных детей и изо всех сил стараются скрыть беспокойство и страх.
Ты видишь, как люди по-разному реагируют на плохие новости. Некоторые — сразу в слезы. Другие начинают подшучивать над своей проблемой, и успокаиваются, лишь когда остаются одни. А иные замыкаются до самого конца.
Я думаю, и я такой. Слабый, тихий тип.
Я сидел в мягком кресле возле жаркого огня и откашливал кровь. И вдруг кашель постепенно начал отступать. Ненадолго. Затем он начался снова.
У меня туберкулез. Мои легкие пожираются изнутри. Медленно, но неуклонно и смертельно. Это странно. Я имею в виду, ведь эта болезнь существует и в 21 веке. И творит с людьми ужасные вещи. Но есть таблетки, антибиотики и прочие медицинские чудеса.
И вдруг я оказываюсь за 200 лет от всего этого. Сижу в кресле, пью шерри и сражаюсь за каждый вдох. Немного неловко.
У меня появилось странное ощущение. Будто мрачность всех этих мыслей давит на меня. Словно я сейчас умру, прямо сейчас, вдали от дома, от Эми…
— Сколько мне осталось? — слабо спросил я.
И зачем я это спросил?
Доктор Блум фыркнул и погладил меня по руке. Покровительственно, но не слишком заботливо. «Дорогой мой, не стоит сдаваться раньше времени. Вам повезло: вы находитесь в самом лучшем месте для лечения. Это ведь ваш первый приступ, не так ли?»
Склонившись надо мной, он приложил ухо к моей груди.
— Хм… Ауреолы слева разрушаются… Не обращайте внимания на мои слова. Все хорошо. Все нормально. Насколько я знаю. Просто дышите.
— Вы не можете избавить меня от кашля? — спросил я. Это действительно ужасно — кашлять кровью. Честно говорю.
Он печально покачал головой.
— Это пройдет само. Надо только потерпеть. Пейте. Расслабьтесь. Вы в очень надежных руках, мистер Вильямс.
Я упал обратно в кресло. И вдруг увидел их всех по-новому: такую добрую миссис Блум, мрачного Косова, воодушевленного доктора Блума.
— Что со мной будет? — спросил я.
Доктор Блум сел рядом со мной: «Не волнуйтесь. Просто расслабьтесь». Он ласково погладил меня по руке.
Я очень болен. Нахожусь во времени без антибиотиков. Без аспирина.
Я был так напуган. Я допил шерри, чувствуя, как он обжигает мне горло.
— Как я это подцепил? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Боюсь, что вы… Ну, это все-таки больница. Вас окружают больные.
Я кивнул. Что за глупый вопрос я задал! А еще медработник! Ну конечно, я заразился.
— Эми! — вскрикнул я. — Пожалуйста, найдите мою жену. Найдите мою жену и все ей расскажите!
Блум кивнул. Игры окончены.
— Конечно. Это самое простое, что мы можем для вас сделать. Куда я должен отправить милого Косова? Мне не очень-то хочется, чтобы он попусту шатался по клинике, пугая больных.
— В покои князя Бориса.
— А, да. Конечно.
Косов кивнул и вышел.
Блум наклонился ко мне.
— Не беспокойтесь, мистер Вильямс, — снова сказал он. — Вы в хороших руках. Просто сидите и расслабьтесь. Приступ пройдет, и мы начнем процедуры.
Мне было так страшно. Так страшно!
Внезапно меня озарила мысль: Доктор не позволит мне умереть, ведь так? Не бросит здесь в прошлом? Что ему стоит заскочить в ТАРДИС, найти аптечку, таблетки и…
И вдруг я опомнился. Я мог представить себе выражение лица Доктора, когда он узнает… Потому что я его уже видел. Грустное и сердитое.
Спасет ли он меня или оставит здесь умирать?
Потому что для него я всего лишь банановая шкурка на траве.
Письмо мистера Невилла
Сент-Кристоф,
7 декабря 1783
Дорогой Октавиус!
Есть ли на свете что-то более непредсказуемое, чем женщины? Ты, небось, думаешь, что всякая будет рада, если ее парень чувствует себя лучше и при дыхании не шипит как дырявый шланг. Но нет! Только не наша драгоценная мисс Оливия Элквитин. Чертова красотка устроила мне холодный прием, когда я встретился с ней за завтраком.
Ее поведение просто непредсказуемо. А все из-за того, что я хожу на тот берег. Это ужасно несправедливо, что ей нельзя туда ходить. Я поговорил об этом с миссис Блум, и она сказала, что лечение показано не всем. А это действительно несправедливость — ведь даже худой сестре мисс Элквитин можно туда ходить.
Я подсел к Оливии за завтраком и попытался хоть как-то поухаживать за ней, но она этого не приняла.
— Я рада, что вы идете на поправку, сэр, — сказала она холодно, старательно уворачиваясь от моей руки.
— Да ерунда, Оливия, забудь, — сказал я, покраснев, ибо впервые обратился к ней на «ты». — Я просто хочу, чтобы ты была счастлива со мной!
— Вы не получите ничего, кроме моих наилучших пожеланий, мистер Невилл, — она отвесила холодный, издевательский поклон. Ну, если б кто-нибудь в Палате Общин посмел меня так оскорбить, я бы сшиб грубияна одним ударом, даже не задумываясь.
Вместо этого я просто склонил голову.
— Это ужасная несправедливость, что тебя не пускают на берег, моя дорогая, но я могу надавить на Блумов. Я не без влияния.
— Вот как? — она насмешливо изогнула бровь. — А разве вас не задевает, что лечение доступно лишь влиятельным людям?
— Нет, — ответил я не подумав. — Кроме того, здесь слишком много ненужных людей, не так ли? Всегда нужно что-нибудь вроде этого, чтобы проредить людское стадо.