Погода не была слишком плохой, и, помня о том, что ты велела мне укутаться потеплее, я пошла по дорожке. Был серый, хмурый день. Даже с вершины холма я видела, что пляж полон народу.
Мертвецы были здесь, как всегда. Они никогда не шевелятся, ни один из них. Они просто сидят на своих колясках, даже не замечая дождя, просто смотрят на море, пока не сядет солнце, и кто-нибудь не придет забрать их. Я знаю, что свежий воздух должен быть им полезен, но мне в это не верится.
Ты знаешь, что пляж пугает меня. Поэтому я не собиралась задерживаться, пока… пока снова не произошло Это. Сначала все было как обычно. На берегу сидели только Мертвецы. Затем с моря налетел туман. Было похоже на сумерки, свет тускнел, в то время как туман становился гуще и гуще, обвиваясь вокруг ног больных, продолжающих сидеть неподвижно, до тех пор, пока не скрыл их из виду. Я не хотела смотреть дальше. Мне стало холодно и страшно.
Затем Мертвецы начали разговаривать с туманом. Я стояла недостаточно близко, чтобы слышать, что они говорят, я только слышала, что они разговаривали с ним. И туман запел, отвечая им! Затем из моря начали подниматься фигуры, они проходили сквозь туман и становились рядом с Мертвецами. Я не смогла рассмотреть их лица, только их очертания, зыбкие как туман. В воздухе звенела песня, одинокий высокий печальный голос, как будто пело само море.
Затем каждая фигура подняла пациента с коляски и начала танцевать, двигаясь по песку в такт грустной песне. О, мама, я никогда не видела ничего подобного — они двигались красиво и пугающе в одно и то же время. Я почувствовала дрожь в животе от этого странного зрелища. Что если они заметят меня?
— Интересно, — сказал голос за моим плечом. Задыхаясь, я обернулась. Доктор Смит стоял рядом, глядя на пляж и танцующие фигуры. Его лицо было печально. — Я не думаю, что видел раньше что-то подобное.
Мы еще немного постояли, наблюдая, как Мертвецы танцуют с призраками. Доктор Смит повернулся ко мне.
— Не хочешь спуститься к ним? — спросил он.
Я покачала головой. Я не хотела спускаться на берег. Я поняла, что прикусила губу, а я знаю, как тебя это злит. Я снова покачала головой.
— Ты боишься их? — спросил он мягко.
Я кивнула.
— Я тоже, — кивнул он, потом улыбнулся. — Ты умная девочка, Мария.
Мы вернулись назад в отель, и сели ждать заказанный горячий шоколад в столовой. В углу сестры Элквитин уже играли музыку.
— Как мило! — сказал Доктор Смит, поклонившись им.
Я рассказала ему все о сестрах Элквитин — худенькой и толстенькой. Ты помнишь, как они и тебя пытались научить музицировать? Ну, сегодня обе сестры достаточно хорошо играли — худенькая на виолончели, полненькая на скрипке. Им подыгрывала мрачная леди из Зальцбурга на скрипке. Бледный парень из Нанта пытался помогать им на флейте, но как ты говорила, ему не хватало дыхания.
— Экстраординарно! — вздохнул Доктор Смит, подхватив мелодию. — Довольно мило.
Я согласилась. «Сегодня хороший день, месье. Иногда не все из них способны играть».
— О, конечно, квартет, — Доктор Смит печально кивнул. — Это, наверно, их подработка.
— Сестры Элквитин говорят, что это им полезно. Ну, полненькая говорит. А худая… она не может говорить.
— Правда?
Я печально покачала головой. «Ну не совсем так. Ее сестра говорит, что ее легкие так слабы, что она сохраняет оставшееся дыхание для себя».
— Ах, — Доктор Смит огляделся. — Это клиника для больных чахоткой?
— Помимо всего прочего — да. Доктор Блум знаменит этим.
— Место, где пациенты танцуют с созданиями из моря? Немного странно, не так ли? — он усмехнулся.
Думаю, что тебе он понравится.
— Я знаю. Доктор Блум не похож на обычных докторов.
— Не похож, — улыбка Доктора Смита исчезла. — Что-то тут не так.
Когда сестры Элквитин закончили игру, Доктор Смит захотел поговорить с ними. Оливия, старшая и полненькая, завела милую беседу, в то время как Хелена, худенькая и безмолвная, села и начала что-то быстро писать. Доктор Смит беседовал с Оливией, но я видела, как он шарит глазами в том, что писала Хелена. Её каракули были непонятны мне, но он был так ими заинтересован, что это заметила даже Хелена, и закрыла свою работу рукой, совсем как Клоди, когда думает, что я списываю у нее контрольную (чего я никогда не делала).
— Прощу прощения, — извинился Доктор Смит, глядя на Хелену своими огромными глазами, — это замечательные уравнения.
Хелена ничего не ответила, но заговорила Оливия, неодобрительно поджав губы: «Моя сестра всегда предпочитала числа людям».
— Ну, я не могу сказать, что это плохо, — ослепительно улыбнулся Доктор Смит. — Это очень милые числа.
Хелена вспыхнула, торопливо подхватила листки и выбежала из комнаты.
Доктор хотел сказать еще что-то, но был прерван появлением того сердитого англичанина, месье Невилла. Он с трудом вошел в комнату и уже жаловался на плохой завтрак.
Он кричал на одну из официанток как злобная жаба: «Это яйцо сварено неправильно. Я не хочу, чтобы оно снова потекло». Он стукнул огромным кулаком по столу, заставив подпрыгнуть свою маленькую корзинку с выпечкой, и затем уставился на Доктора Смита и меня.
— Что? — спросил он. — Ты привела сюда чужого, девочка?
Я представила Доктора Смита, и месье Невилл просто пролаял:
— Ах, еще один шарлатан! Еще один мясник! Я не удивлен, что этот старый мошенник Блум притащил еще кого-то. Давно пора. Я все время твержу ему, что мне нужен настоящий врач. Не то что я хочу Вас обидеть, сэр. Просто я предоставил Блуму список известных врачей, которым лично я доверяю и могу их порекомендовать. А он — ноль внимания. Говорит, что мое состояние ухудшилось из-за неправильной диеты. Неправильной диеты, я умоляю! В этом месте даже сверчок не потолстеет! Где та девчонка? — он обернулся, вращая большими щеками и глазами.
Доктор Смит подмигнул мне. «Вообще-то, месье, — сказал он мягко, — я слышал, доктор Блум добился ошеломляющих результатов. Вы разве не видели других пациентов на берегу?»
— Эту толпу? — сплюнул месье Невилл. — У меня нет времени на упражнения. Мне нужно работать. Важные бумаги и государственные документы и необходимая работа, которая продвигается очень хорошо и не должна быть прервана ерундой. — Он помахал рукой, покидая нас.
Доктор Смит увел меня как можно дальше от месье Невилла. Мы наблюдали, как он кричит на грейпфрут.
Доктор Смит улыбнулся: «Ну, теперь я вижу, почему тебе одиноко здесь, Мария».
Я рассказала ему, как сильно я скучаю по тебе, пони и щенятам, и он печально кивнул.
— Я тоже скучаю по дому, — сказал он, — может быть, однажды мы вернемся туда, когда Эми… — он закрыл глаза. — Прошу прощения, — сказал он, встряхнув головой. — Получил серьезную встряску прошлой ночью. Неудивительно, что я не в лучшем состоянии, чем она.
— Вы давно ее знаете, месье? — спросила я.
— С детства, — ответил он, широко улыбнувшись, прежде чем снова посерьезнеть. — Скажи мне, что ты думаешь о произошедшем на пляже. Это действительно странно, не так ли?
Вот какой он, Доктор Смит — его лицо мягкое, милое и доброе, но он говорит грубейшие слова, и его глаза бегают вокруг, как у сумасшедшего.
Я пожала плечами: «Если вы о том, что мы видели, месье Доктор, то я этого не понимаю. Я не хочу говорить об этом, так как никто не поверит. Я хочу рассказать об этом маме. Может, тогда она заберет меня домой».
Доктор Смит скрестил руки. «Думаю, тебе следует ей рассказать, — его голос был печальным. — Здесь не место для ребенка».
И вот я рассказываю тебе это, мама. На пляже происходит что-то ужасное, и это пугает меня. Милый Доктор Смит говорит, что ты должна забрать меня домой. Пожалуйста, ну пожалуйста, ну пожалуйста, могу я вернуться домой?!
Всегда любящая тебя, Мария.
Что Эми вспомнила
Я проснулась от криков Доктора Смита и моего мужа.
— Мальчики! — простонала я. — У меня все еще раскалывается голова. Вы мне не помогаете. Изобретите парацетамол или заткнитесь!
— Хорошо, — кивнул Доктор Смит и, ссутулясь, отошел к окну.
Мой супруг присел на краешек кровати.
— Это место немного неправильное, — сказал свет моей жизни.
— Это лепрозорий, — сказал Доктор Смит.
Я тотчас села в кровати.
— Ну, нечто вроде того, — добавил он. — Большинство людей здесь больны туберкулезом. Ужасная болезнь — абсолютно смертельная. Конечно, в наше время она тоже опасна, но все-таки излечима.
Мой муж (учившийся медицине, спасибо) вскочил.
— Его даже еще туберкулезом не называют, не так ли? Просто чахоткой.
— Что? — я чуть не рассмеялась. — Болезнь, от которой умирают поэты на диванах?
— Точно. — Доктор Смит помрачнел. — Ужасная, медленно прогрессирующая болезнь. Веками люди принимали ее за вампиризм. Знаете… — он всплеснул руками. — Худые и бледные, как модели, красные глаза, кровь на губах… Не любитель солнечного света. Плюс, если вы подхватили эту болезнь, ваша семья избегает вас. В лучшем случае, они считают это опасной заразой, которую они могут подцепить от вас. А если они не столь просвещены, то могут решить, что вы пьете их кровь по ночам.
— Мило, — сказала я.
Мой муж кивнул: «Но ведь сейчас то время, когда доктора отправляли людей лечиться на море, не так ли?»
— Ну… — Доктор покачал ладонью — жест, означающий «более-менее». — Это место опередило свое время. На целую сотню лет. Придется ждать правления Королевы Виктории, пока кто-нибудь не откроет настоящий санаторий для туберкулезников.
— Минуточку! — сказала я. — Это значит… ну, либо это место особенное…
Я вытянула ноги, готовясь спрыгнуть с кровати, но мой муж остановил меня.
— Или что-то в нем не так, — закончил он хмуро.
— Точно, — сказала я, возбужденно столкнув его с кровати и поднимаясь на ноги. — Это просто один из видов того, что мы любим. Это то, для чего мы живем. — Я шагнула к Доктору Смиту на неустойчивых шпильках. — И то, что мы делаем. Не так ли?
Доктор Смит повернулся и посмотрел на меня, его милое лицо было встревожено. — Ты уверена? Это… Мне ужасно жаль, но я не могу вспомнить, что мы делаем.
— Или как мы сюда попали, — вздохнул мой супруг.
— Или даже кто мы такие, — откликнулся Доктор Смит, опускаясь на край кровати. — Хотя у меня есть странное ощущение, что мы путешествуем во времени.
Слишком много информации, чтобы переварить.
Я уперла руки в бока и прислонилась к стене, чтобы не упасть.
— Что ты сказал?! — переспросила я.
Мужчины всей моей жизни посмотрели друг на друга, затем снова на меня.
Наконец, мой муж заговорил:
— Эми, мы в затруднительном положении, — сказал он мягко.