— Мальчики! — простонала я. — У меня все еще раскалывается голова. Вы мне не помогаете. Изобретите парацетамол или заткнитесь!
— Хорошо, — кивнул Доктор Смит и, ссутулясь, отошел к окну.
Мой супруг присел на краешек кровати.
— Это место немного неправильное, — сказал свет моей жизни.
— Это лепрозорий, — сказал Доктор Смит.
Я тотчас села в кровати.
— Ну, нечто вроде того, — добавил он. — Большинство людей здесь больны туберкулезом. Ужасная болезнь — абсолютно смертельная. Конечно, в наше время она тоже опасна, но все-таки излечима.
Мой муж (учившийся медицине, спасибо) вскочил.
— Его даже еще туберкулезом не называют, не так ли? Просто чахоткой.
— Что? — я чуть не рассмеялась. — Болезнь, от которой умирают поэты на диванах?
— Точно. — Доктор Смит помрачнел. — Ужасная, медленно прогрессирующая болезнь. Веками люди принимали ее за вампиризм. Знаете… — он всплеснул руками. — Худые и бледные, как модели, красные глаза, кровь на губах… Не любитель солнечного света. Плюс, если вы подхватили эту болезнь, ваша семья избегает вас. В лучшем случае, они считают это опасной заразой, которую они могут подцепить от вас. А если они не столь просвещены, то могут решить, что вы пьете их кровь по ночам.
— Мило, — сказала я.
Мой муж кивнул: «Но ведь сейчас то время, когда доктора отправляли людей лечиться на море, не так ли?»
— Ну… — Доктор покачал ладонью — жест, означающий «более-менее». — Это место опередило свое время. На целую сотню лет. Придется ждать правления Королевы Виктории, пока кто-нибудь не откроет настоящий санаторий для туберкулезников.
— Минуточку! — сказала я. — Это значит… ну, либо это место особенное…
Я вытянула ноги, готовясь спрыгнуть с кровати, но мой муж остановил меня.
— Или что-то в нем не так, — закончил он хмуро.
— Точно, — сказала я, возбужденно столкнув его с кровати и поднимаясь на ноги. — Это просто один из видов того, что мы любим. Это то, для чего мы живем. — Я шагнула к Доктору Смиту на неустойчивых шпильках. — И то, что мы делаем. Не так ли?
Доктор Смит повернулся и посмотрел на меня, его милое лицо было встревожено. — Ты уверена? Это… Мне ужасно жаль, но я не могу вспомнить, что мы делаем.
— Или как мы сюда попали, — вздохнул мой супруг.
— Или даже кто мы такие, — откликнулся Доктор Смит, опускаясь на край кровати. — Хотя у меня есть странное ощущение, что мы путешествуем во времени.
Слишком много информации, чтобы переварить.
Я уперла руки в бока и прислонилась к стене, чтобы не упасть.
— Что ты сказал?! — переспросила я.
Мужчины всей моей жизни посмотрели друг на друга, затем снова на меня.
Наконец, мой муж заговорил:
— Эми, мы в затруднительном положении, — сказал он мягко.
Дневник Доктора Блума
5 декабря 1783
Я так и знал! Эти незнакомцы принесли беду.
Пердита рассказала мне, что встретила мистера Понда на берегу. Он стоял рядом с пациентами, наблюдая за их сном.
— Не могу ли я вам чем-нибудь помочь, месье? — спросила она вежливо.
— Нет, нет, — он был очень груб. — Я жду шоу.
— Здесь нет никакого шоу, — сказала она довольно жестко. — Просто тяжелобольные люди лечатся.
— Я слышал, — ответил этот мерзавец. Он обвел рукой пляж и море вокруг него. — Но, кажется, здесь происходят необычные вещи.
Пердита вежливо рассмеялась.
— Боюсь, здесь нет чудес, месье. Мы просто помогаем им наполнить легкие чистым свежим воздухом. Но теперь солнце садится и им уже пора возвращаться в здание, — она хлопотала возле них, здесь поправляя одеяло, там трогая лоб. Она такая заботливая.
Мистер Понд продолжал свои странные расспросы.
— Но ведь не только это, не так ли?
Пердита подняла голову от очередного поправляемого одеяла, встретившись с его испытующим взглядом.
— Месье?
— Я слышал, что море поет для них.
Пердита покачала головой.
— Я еще слышал, — продолжил он, — что из моря приходят люди и танцуют с ними.
Пердита позволила себе улыбнуться. Вот мерзавец!
— Я ошибаюсь? — спросил он.
Пердита махнула рукой в сторону дремлющих больных.
— Как Вы можете видеть, месье, здесь нет ни песен, ни танцев. Пациенты моего мужа слишком больны, даже чтобы двигаться, и их нельзя беспокоить, — помолчав, она продолжила как можно более жестким и суровым голосом: — Может быть, вам лучше зайти внутрь, месье? Прошло не так много времени после вашей аварии. Боюсь, как бы вы не заболели.
— Это что, угроза? — сказал грубиян, словно обвиняя ее.
Она посмеялась над его грубостью.
— Боюсь, я вас не понимаю.
— Уверен, что нет, — сказал мистер Понд печально.
— Пожалуйста, месье, я настаиваю, чтобы вы зашли, для вашего же здоровья. Я вам гарантирую, что вы ничего не пропустите. Сегодня на пляже не будет никаких танцев.
— Вот как? — Мистер Понд стал еще более несносным. — А что, если я приглашу вас на танец?
Моя жена просто и твердо подавила его порыв.
— Я не танцую.
Мистер Понд постоял еще немного, глядя на пациентов и на море. Вечер был холодный, и куски брезента над колясками начали трепетать, как паруса корабля. Моя жена продолжала настаивать, довольно твердо, пока не пришли санитары, чтобы завезти пациентов внутрь.
Наконец, мистер Понд повернулся, чтобы уйти.
Его остановил голос моей жены.
— Вы заинтересовали нас, сэр.
— Надеюсь, что да, — откликнулся он, уходя.
Когда Пердита передала мне этот разговор, я похолодел. В этих трех людях есть что-то ужасное. Я знаю. Что они могут разнюхать и натворить? Мне не следовало их впускать сюда! Но Косов уверяет, что их следует здесь задержать. Море сильно заинтересовано в них.
Я должен узнать о них как можно больше. Я должен! Для этого я приглашу Доктора Смита на обед.
Письмо от Мистера Невилла
Сент-Кристоф,
5 декабря 1783
Мой дорогой Октавиус!
Приветствую, старый ты мошенник! Как ты посмел отправить меня в этот рассадник шарлатанов? Неслыханно! Так как я не купился на услуги подсовываемых тобой английских шарлатанов, ты отправил меня сюда, как ненужную, неудобную вещь, чтобы на мне практиковались зарубежные дураки, которые небрежно говорят по-английски и бегло несут вздор.
Знаешь ли ты, как они собираются лечить мои бедные старые легкие? Превратить их в мороженое! Это чистая правда, Богом клянусь, — если я им разрешу, они выставят меня на берег моря на покрытой брезентом неуклюжей коляске, с одеялом и газетой. А ведь сейчас, если помнишь, Декабрь!! Я вмерзну в лед! Они называют это «свежий морской воздух», я же называю помощью гробовщику.
Общество здесь в основном жалкое и бедное. Ходят слухи, что здесь лечится русский князь, но он не выходит из своей комнаты. Признаюсь, я его не виню.
И в довершение неприятностей, я вынужден делить общие комнаты с сумасшедшими. Сент-Кристоф? Нет, это скорее Бедлам[1] — здесь есть бормочущий лунатик в очень примечательном галстуке, который только и бегает, уверяя, что с ним разговаривает туман… Сюда впускают молодых женщин без проверки, а еда… О, еда просто отвратительна!
Чудак с выпученными глазами и галстуком, оказался не только медиком (неудивительно, дорогой Октавиус — вы, врачи, все идиоты), но еще и, к моему огромному стыду, земляком-англичанином. Этот Доктор Смит, увидев меня в первый раз сегодня утром, сразу же сел ко мне за стол, прервав мой сырный завтрак (легкая выпечка с сыром — настолько легкая, что ее может унести ветром).
Он сел напротив меня, улыбаясь как простачок, по всей видимости, ожидая какой-нибудь любезности. Он нервничал, как ухаживающий ловелас.
— Ну? — спросил я.
— Доброе утро, — сказал этот странный человек, нервно облизав губы. — Скажите, пожалуйста, вам случалось спускаться на берег?