Да, так и есть. Примерно через сорок минут после того, как он выпил чай, его и накрыл этот “приступ”. Видимо, кому-то надо было, чтоб ни у кого не возникло подозрений, что чай - это зелье. Обычное, Крахот побери, алхимическое зелье. И как же теперь дать понять, что он не труп, что его еще рано вскрывать?!
Кто-то щелкнул почти над самым ухом хальста ножницами и вскрыл мешок для трупов, в котором притащили тело. По глазам ударил свет. Он лился из какого-то шара, висящего под потолком - сразу видно, полицейские не поскупились на артефакт для своих врачей. Их еще называли как-то по-мудрёному “патоло-го-ана-том”. Свет резал глаза нестерпимо - Герман же не мог ни отвернуться, ни закрыть веки - тело не отвечало на его желания.
“Неужели они не слышат биения сердца? Или шерсть не дает видеть, как подрагивает тело? Хоть бы пульс пощупали… Или из глаза выкатилась слезинка…” - хальст читал в газете о подобном случае, тогда “труп” смог дать врачам понять, что жив, пустив слезу. Хотя, возможно, это была утка.
“Боже, пусть зайдёт кто-нибудь, пусть они отвлекутся, может, действие зелья закончится?” - в тщедушном тельце маленького хальста жила надежда на лучший исход.
А врачи в то время трудились над телом. Один из них, тот, который не Карл, убрал остатки мешка и кинул в угол зала. Он был стар, сед, лицо избороздили морщины, но голос оставался глубоким и звучным, без старческого дребезжания.
- Ну, студент, расскажи мне, что надо делать? И показывай, показывай, не стесняйся.
В голосе старого врача сквозила легкая дружеская насмешка - так обычно подтрунивают над хорошим другом, коллегой, почти равным по статусу. Студент таким коллегой быть не мог, значит Карл, - решил Герман, - молодой врач, недавно начавший практику.
- Перед нами труп, верно? Верно. Ясно как день. - бормотал Карл. - Надо измерить ему температуру и провести внешнее освидетельствование, записывая результаты.
- Ну вот и проводи, а я буду записывать. А день сегодня, кстати, вполне пасмурный.
- А что, если его родственники будут против операции?
- Да кто узнает? Если что - зашьем и представим им, как живого! Ха-ха, как живого!
- Шерсть на груди ты ему тоже вырастишь, как живому, да?
“Суки, ублюдки, коновалы, трупорезы, я живой! ЖИВОЙ!!! Ну приставьте хоть зеркальце ко рту, мать вашу, чему вас в ваших университетах учат?”
Карл заработал ножницами, разрезая одежду карлика.
“Твою мать, что ты делаешь?!” - хотелось вопить Герману, но рот не раскрылся ни на милиметр - ”Этот костюм стоил три золотых! Целых, урод, грёбанных ТРИ золотых!”
- Герр Бёмхер! - в дверь зала просунулась голова какого-то студента. - Вас там… хотят.
Старик достаточно бодро поднялся из-за письменного стола и направился к выходу.
- Ничего не делай, пока не вернусь.
Герману показалось, что его сердце от такой новости забилось быстрее и громче, на весь зал. Но никто, кроме него, этого не заметил.
- Бёмхер, ты хер. - пошутил Карл и отложил “пыточный инструмент”. Он начал ходить по залу, насвистывая и напевая давешний хит. После горячительного у него резко исправилось настроение. А вот Герману это пение резало уши, как другим - звук пальца по стеклу.
“Хоть бы он заткнулся. Ааааа, мои уши… Чтоб тебя приподняло да прихлопнуло! Заткнись, заткнись же!”
Конечно, ни звука не вылетело из закрытого рта хальста. Лишь очень тихое мычание, тише мушиного жужжания. Но Карл, занятый своими экзерсисами, и думать не мог о мухах. Внезапно он замолчал. В это мгновение Герман вознес хвалу Единому за то, что тот его услышал. Но он рано радовался - вместо плохого пения тишину разрезали звуки рисования мелом по каменному полу.
- Ну, если я не могу заняться телом - займусь знаками, - донеслось откуда-то снизу.
Прошло еще несколько томительных минут, в течение которых слышались то скребки по полу, то бормотание Карла, в котором хальст не разбирал ни слова. Стукнула дверь, раздался голос герра Бёргера.
- Карл, мальчик мой, ты уже и пентаграмму нарисовал? Хвалю, хвалю. Но не рановато ли?
- Да нет, в самый раз.
- Ай-яй, Карл, ну вот смотри, ты здесь скривил угол. Ты знаешь. что может случиться, если искривить угол? И моли Силу, чтоб никогда не узнать… Сейчас мы её подправим. Ты каким мелом рисовал, белым?
Снова заскрипел мел по полу. Бёмхер использовал различные линейки, которые металлически звенели, ударяясь о каменный пол.
- Ну вот и всё, - он встал и отряхнул колени. - Продолжим заниматься пациентом.