И я совсем не хотела, чтобы это заканчивалось.
Вдруг я поняла, что делаю, и резко отстранилась, подняв руки вверх, словно на меня направили дуло пистолета.
— Господи. — Джаред отпрыгнул назад и в ужасе уставился на меня. — Алексис, прости меня. Я не хотел… В смысле, тебе было грустно, и я… Я не должен был…
Я сделала неуверенный шаг назад, не в состоянии отвести взгляда от его глаз. Сказать ему, чтобы не винил себя? Но как это сделать, чтобы он не подумал, что поцелуй — это хорошо?
Да, это был хороший поцелуй. Но это еще не значило, что происходившее было чем-то хорошим.
— Мне нужно идти, — выговорила я. — Мы уже долго гуляем. Родители станут волноваться.
Он продолжал смотреть на меня, еще не очнувшись от шока. Но через пару секунд все же взял себя в руки.
— Конечно, — сказал он, поправляя куртку, хоть в этом не было никакой необходимости. И все, от особенного момента не осталось и следа.
К моему огромному удивлению, меня охватило сожаление.
Я ведь ответила на его поцелуй.
Серое небо стремительно тонуло в фиолетовых сумерках. Садившееся солнце виднелось сквозь спутанные голые ветки деревьев и казалось ярким белым пятном. Впервые за весь день, глядя на Джареда, можно было сказать, что он замерз. И устал.
И чувствовал себя одиноко.
— Пойдем, — сказала я и, потянувшись к нему, раскрутила запутавшийся ремешок, на котором висел его фотоаппарат. — А то замерзнешь здесь до смерти.
Его губы искривились в полуулыбке. Темно-каштановые волосы — настолько длинные, насколько это позволял дресс-код школы «Сэйкрид Харт», закрывали ему лоб. Скулы Джареда были так четко очерчены, словно его лицо высекли из мрамора. Он выглядел как аристократ. А уголки его губ были от природы немного опущены, поэтому казалось, что каждую его улыбку нужно заслужить.
— Ты права, согласился он. — Уже поздно.
Мы шли в тишине. Наконец впереди показались большие пни, за которыми располагалась парковка. На ней стояли всего три машины: джип Джареда, мамин серый седан (позаимствованный на время) и маленький синий хетчбэк.
В тусклом свете я уловила какое-то движение рядом с синей машиной, и тут раздался женский голос:
— Нет, Спайк! Вернись! Сидеть! Место!
Через парковку понесся черный песик, волоча поводок по земле. Он бежал в нашу сторону.
— Пожалуйста, поймайте его! — крикнула девушка.
Одним движением Джаред стянул с шеи фотоаппарат и передал его мне. А потом погнался за собакой.
Девушка бежала ко мне, тяжело дыша. Я тут же узнала ее — это была Кендра Чарноу, знакомая из школы. Стоило ей увидеть меня, и она неловко остановилась.
— Алексис?! — проговорила она. — Эээ… куда они побежали?
Я указала направление, и мы обе понеслись по тропе. Но за первым же поворотом мы увидели Джареда, который вел песика на поводке.
— Спасибо! — Кендра схватила пса с земли и расцеловала его крошечную мордочку. — Он из приюта. Нам сказали, что он может сбежать, но я не знала…
И тут ее взгляд упал на Джареда.
Так как он не был моим парнем, я могла следить за поведением Кендры объективно, как ученый, делающий заметки в полевых условиях.
Все девушки реагировали на него одинаково. Вот и сейчас спина Кендры распрямилась, а живот волшебным образом куда-то втянулся. Она поправила рыжий хвостик, торчавший из-под бежевой бейсболки. Потом наклонила голову, как будто спрашивая: «Видишь, какая я симпатичная?»
— Мы, кажется, не встречались, — сказала она Джареду. — Я…
— Рад, что смог помочь тебе с собакой, — перебил ее Джаред. — Прости, пожалуйста, но нам надо идти. Температура уже, наверное, до ноля упала.
Возможно, во мне проснулись старые привычки, оставшиеся со времен Солнечного клуба, но я почувствовала, что обязана представить их друг другу.
— Джаред, это Кендра. Она учится в старшей школе Сюррея.
Кендра одарила его обворожительной улыбкой.
— Я подруга сестры Алексис.
Конечно. Она подруга Кейси, не моя.
— Приятно познакомиться, Кендра, — сказал Джаред и опустил руку мне на локоть, словно хотел меня защитить. — Хорошего вечера тебе.
— Хорошего вечера, — ответила она.
Вот и все. Джаред проводил меня до маминой машины и подождал, пока я пристегивала фотоаппарат к пассажирскому сиденью.
Я подняла на него взгляд и на секунду онемела. Бледно-золотистые лучи заходящего солнца освещали половину его лица, как на картинах эпохи Возрождения. Его волос словно касался тоненький нимб огненного света. А на той стороне, что была в тени, его кожа казалась голубоватой и гладкой, как лед.