Вижу мужчину, качающего бензин и пристально смотрящего на меня. Я, наверное, вообще бы его не узнала, но у него такое выражение лица… немного беспокойства, немного растерянности. И я до смерти напугана тем, что этот человек знает меня.
Он отходит от своей машины и выходит на солнце, и искра света на его голове показывает серьгу, которую я видела раньше. Длинная безвкусная штука, которая какое-то время парила над моим лицом, касаясь моей шеи.
Я начинаю быстрее идти к грузовику.
— Эй! — кричит он сзади.
Я игнорирую его и иду еще быстрее. Камми видит, что я напугана. Слышу, как шаги мужчины приближаются ко мне. Он бежит за грузовиком и подрезает меня у двери с водительской стороны.
— Где Док? — спрашивает он.
Мужчина произносит это сквозь стиснутые зубы, тихо, но решительно.
— Он в доме.
— Какого черта ты делаешь с его грузовиком?
Я смотрю на Камми. Она дрожит, ее ноздри раздуваются, и я могу с уверенностью сказать, что она тоже видела его раньше.
— Думаю, тебе лучше пойти со мной.
Он едва успевает произнести эти слова, как Камми бросается на него через окно, впиваясь ногтями ему в лицо, открыв рот и готовясь укусить. Совсем как ее мать. И мне интересно, вырвет ли она его горло, если вцепится в него. Мужчина потрясен и медленно реагирует, его лицо покрыто краснеющими морщинами от напряжения. Он бросает Камми на землю и тянется к своему лицу, чувствуя растущие рубцы и неглубокие порезы от ее ногтей.
Прежде чем он заканчивает нянчиться со своим лицом, я изо всех сил бью его в колено, и он падает на тротуар. Хватаю Камми за руку и открываю дверь. Она забирается внутрь. Я прямо за ней. Слышу, как мужчина кричит, схватившись за ногу. Завожу грузовик и выезжаю на улицу. Пока я мчусь по дороге, в моей голове прокручивается то, что я сказала Камми.
«Мир полон хороших людей, Кам. Вот увидишь».
Это фраза подобно соли в зияющей ране.
Камми почти задыхается, ее руки дрожат.
— Кам, мне так жаль. Этот человек там сзади... Нам просто нужно убраться отсюда, из этого города, из этого штата. Тогда ты увидишь хороших людей. Мир такой большой, намного больше, чем ты думаешь. И то, что мы там наткнулись на того парня... Мы просто слишком близко к Доку. Как только мы сядем в поезд, ты больше никогда никого из них не увидишь.
Я учу ее вдыхать через нос и выдыхать через рот, чтобы отдышаться и расслабиться. Мы делаем это вместе, и ее дыхание сразу же замедляется. Понимаю, что все еще сжимаю в руке пакет из магазина. Я даю Камми медведя, и она тут же обнимает его, нежно поглаживая его мех рукой. Кладет папоротник на половицу, чтобы освободить место для медведя у себя на коленях. Медведь занимает свое место.
Все время думала, что она просто любит растения, особенно папоротники, ощущение листьев или, может быть, идея заботиться о чем-то и поддерживать в нем жизнь помогли ей справиться. До сих пор мне никогда не приходило в голову, что это была просто отчаянная попытка установить связь с чем-то. Хоть чем-нибудь. Цветок был всем, что у нее было. Растение. Ни глаза, в которые можно было бы заглянуть, ни шерсти, которую можно было бы погладить, ничего, что можно было бы обнять и принять его любовь. Ничего, что можно любить в ответ. Да, у нее была Лекси. А позже — я. Но мы тоже боролись. Когда ты также растерян, также напуган, невозможно нести бремя другого. Оставаться позитивным, носить улыбку, которая ничего не значит. Камми не глупая. Она знает, что эти улыбки ненастоящие.
— У меня дома есть еще, — говорю я.
И тогда понимаю, что возвращение домой к моей матери всегда было тем самым планом. Несмотря на ее алкоголизм. Несмотря на Джеймса и всю ту обстановку, мне нужна моя мать. У меня нет выбора.