— Нет, я со всеми. Чтобы не обижались. Так правильнее будет, и для общего дела полезнее. Да и говорю же, скоро все соберёмся уже. Так сколько тогда за постой?
— За барак? — мужик крепко задумался, пытаясь в уме нащупать грань дозволенного. — Четыре серебрушки в день за дом и по 20 медяков за каждую лошадь, которую поставите в стойло. Напоим и накормим и вас и их. Ну что, по рукам?
Глядя на эту наглую физиономию, я отрицательно покачал головой.
— Я знаю, что у тебя дела совсем плохи. Да и мы хорошо поторговали, не скрою. Но меня обдирать всё равно не нужно. За такие деньги мы бы всем обозом на окраине Пуёля разместились, и не пришлось бы тут место встречи назначать. Так что давай так, три монеты в день за всё, без всяких отдельных поборов. Но думаю, что дней десять мы у тебя точно погостим, а это считай три золотых выйдет, бо́льшая часть из которых тебе даром достанется. Сам же сказал, что барак пустует.
— Ладно, ладно, согласен. На ужин хоть приходи, новостями поделишься. Ты ж из Пуёля вернулся, что там насчёт девок-то пропавших?
— Хорошо, загляну. Рассказать действительно есть что. Только передохну с дороги.
Вечером «прибыл» Колтун, который, слезая с ещё более убогой деревенской клячи, всеми силами пытался скрыть хромоту. От хозяйского ужина он скромно отказался, посетовав на то, что сильно устал с дороги и хочет отдохнуть. Хорки же заявился под утро, тоже изобразив радость встречи с нами двумя. Будто и не виделись буквально этой ночью, когда тайком пронесли в барак нашу пленницу. Это было сделать сложнее всего, но Хорки с задачей справился. Дождавшись, когда обе луны скроются за облаками, он прошёл под покровом ночи с нелёгкой ношей на плече и передал её Колтуну. После чего вновь растворился в темноте. Я же в этот момент бродил по двору, готовый встретить фермера или его домочадцев, если те решат выйти из дома, чтобы проверить, от чего так разлаялись собаки.
Запасы сонной алхимии подходили к концу, но к этому моменту девушка уже не сопротивлялась. Сил у неё почти не осталось, и большую часть времени она проводила в забытье. Было видно, что дни её практически сочтены, и всё что мы могли сделать, это давать ей воды и иногда кормить бульоном, когда она ненадолго приходила в себя. В таком полубредовом состоянии она дожидалась пока не решится её, а заодно и наша судьба. Жалости к ней мы особой не испытывали, разве что Колтун иногда обтирал её прохладной водой из колодца, после чего смазывал алхимической мазью от ран наиболее крупные язвы, тем самым на время снимая боль. Когда же Хорки напоминал ему о том, сколько молодых девушек та загубила ради собственного спасения, он не спорил, лишь отводил взгляд в сторону.
Ответ госпожи Деневиль, а точнее мастера Блурвеля я получил спустя два дня. Письмо доставили в придорожный трактир, адрес которого я указал в своём послании, и куда наведывался каждый день, чтобы его проверить. Подозрительного в этом ничего не было, и практика такой отправки корреспонденции была распространена повсеместно и стоила она куда дешевле, чем, например, высылать на частный адрес в черте города.
Из весьма обтекаемого и непонятного для постороннего человека текста выходило, что гостей из Триема нам следует ожидать уже послезавтра. Отдельной строкой было указано, что заказчик выразил готовность рассчитаться, и нужно лишь сообщить ему куда доставлять награду, чтобы он выслал её туда в сопровождении отряда наёмников. Количество наёмников совпадало с нужным мне, но на этот счёт я не обольщался. Вести переговоры с родом Вестелин напрямую мне было не по статусу. Растопчут и прикопают. А трупы наши даже искать никто не будет.
Именно поэтому я и решил, перенести наш частный спор в плоскость интересов другого, не менее значимого имперского рода. Вот только от первоначальной идеи самим добраться до Триема пришлось отказаться. Ерина просто бы не выдержала такого путешествия. Да и сделать это незаметно с таким грузом едва ли было нам по силам. Схватят по дороге, ну а дальше торговаться уже не получится.
Тогда-то я и вспомнил о пустующей ферме, как возможном временном убежище. А люди Рейхарда пусть ищут нас на пути в столицу, пока мы сами ждём оттуда гостей. Нужно лишь внимательно следить за местными обитателями, а то подозрения, которые мы безусловно вызываем своим внешним видом и поведением, могут перевесить их нужду в деньгах. Сообщат трактирщику или сами отправят письмо в Пуёль, ни то ни другое нам не нужно. По крайней мере, пока не прибудет мастер Блурвель. Надеюсь, хоть эти несколько дней пройдут без происшествий…
Глава 8
Поднявшийся было лай собак подозрительно быстро стих, оборвавшись непродолжительным скулежом одной из них. Я подошёл к узкому окну барака, где уже стоял Хорки, всматриваясь в темное пространство двора. Это было его время для дежурства, но мне этой ночью отчего-то тоже не спалось.
— Что происходит? — спросил я его.
— Кто-то шастает. И явно не с благими намерениями.
— Думаешь, по нашу душу?
— Кто их знает. Но иные варианты выглядят менее вероятными. Надо бы проверить.
— Тогда лучше я. Разбуди Колтуна и охраняйте цель. Если дам сигнал, уходите в поля.
Накинув плащ, без которого осенней ночью было промозгло и холодно, я вышел через подсобную дверь (главную мы наглухо заперли, привалив к ней тяжёлую мебель). Стараясь слиться с темнотой, я в очередной раз проклинал себя за то, что так и не сумел раздобыть секрет заклинания, помогающего оставаться незаметным. Помню, как тот же Протерус, скрывающийся под видом одного из рядовых магов, даже при дневном свете легко смог пробраться в стан засевшего в засаде врага. Ну хорошо, пример с магистром, наверное, не самый удачный, но мне бы сошло и что-нибудь менее действенное, простой «отвод глаз» хотя бы. Вот только Кромвель его не знал, а спрашивать у мастера Ульдага — означало загонять себя в очередные долги. Опасные, надо сказать, долги.
Мёртвая собака нашлась возле своей будки, её шею проткнули чем-то острым, скорее всего копьём. В таком же состоянии пребывал и прозванный Космачом парень, который, видимо, вышел из дома, чтобы проверить шум. Его тело валялось возле крыльца, а остекленевшие глаза уставились в небо и уже не моргали.
В само́м хозяйском доме по-прежнему было темно, но уже отнюдь не тихо. Поднявшись по ступенькам крыльца, я сначала услышал женское мычание, а затем грохот переворачиваемой мебели и звон разбитых горшков. Не зная, с чем предстоит столкнуться, я аккуратно вошёл внутрь, отмечая для себя, где находятся сгустки живой силы, обозначающие людей. Их было вдвое больше, чем членов фермерской семьи, но, к сожалению, без визуального контакта определить, кто есть кто, было невозможно. А вот и первые голоса.
— Сиди, сука, смирно! К тебе у нас ещё будет разговор!
— Отпустите их, я всё скажу! — голос хозяина дома слышался совсем рядом, вроде из столовой. — Я же ни при чём! Да я…
Звонкая оплеуха оборвала его на полуслове.
— Заткнись, тебе сказано! Эту тащи к сестрёнке. Но меня дождитесь, а то я вам потроха наружу достану. Вы меня знаете.
Я едва успел укрыться в тёмном коридоре за поворотом, пропуская мимо себя вооружённого топором мужика. Второй рукой он за волосы тащил одну из дочерей главы семейства. Это её мычание сквозь забитый тряпкой рот я услышал, входя в дом.
— Да не голоси ты, хуже только будет! — с этими словами этот мудак пихнул ей в бок черенком топора, от чего она замычала ещё сильнее, но теперь уже не от страха, а от боли. — Ногами перебирай! Мне волочь тебя неохота.
Дождавшись, когда они скроются за дверью одной из спален, я продвинулся ещё немного вперёд, чтобы всё-таки дослушать разговор до конца. Тот, кто вёл допрос, скорее всего и был главным среди этих ублюдков. А вот кто они такие, и зачем пожаловали, было бы нелишним узнать.
— Сколько ещё людей на ферме, кроме тех, что в доме? — спросил хриплый и неприятный голос. Теперь сомнений не осталось, что доносится он из главного зала, где стоял большой обеденный стол.