Данил заглянул внутрь и обнаружил еще двух пардов: тощую, недавно окотившуюся, судя по набухшим соскам, парду и облезшего старого самца. Последний с трудом поднялся. Лапы у него дрожали, а вонял он хуже мороса [Морос - зомби]. Данил накормил обоих, затем осмотрел сарай и обнаружил три комплекта упряжи. В полном порядке, даже с седельными сумами, помеченными пятиконечным крестом Святого Братства монахов-воинов. Сумы Данил прихватил в дом.
Изыскания Руджа тоже оказались плодотворными. Вяленое мясо, лепешки, варенные в сахаре комки черного хуридского винограда, сушеные фрукты и прочая снедь, не слишком изысканная, но вполне съедобная. Одежда, всякая мелочь, вроде игл и веревок. И, главное, - карта!
Кормчий как раз изучал ее, когда Данил вошел в дом.
- Смотри, - сказал моряк, ткнув пальцем в засаленный пергамент. - Мы здесь. А здесь тракт, который ведет точно на юг. До границы миль шестьсот, если я, верно, понял масштаб. Это напрямую, а так - раза в два больше. Но все равно верхом за месяц доберемся. Как там пард?
- Под седло годен, - без особого воодушевления ответил светлорожденный. - Там еще двое, но один - совсем развалина.
- Можно навьючить на него провизию, - предложил кормчий.
- Не искушай Судьбу, Мореход! - засмеялся Данил. - Мы пришли сюда пешком, а уедем в седлах и даже с картой. Пардов я накормил, давай и мы позавтракаем.
Когда поели, Рудж выбрал из вороха одежды две рясы покрепче и почище остальных и пару коричневых плащей из паутинной ткани.
Они натянули все это поверх собственных курток и кольчуг.
- Ну, благородный Данил, мы с тобой точь-в-точь два здешних святоши! одобрительно заметил кормчий. - Теперь если кто и рискнет преградить нам дорогу, так только такие же монахи. И тогда у тебя будет шанс получить удовольствие!
- Будь спокоен, я его не упущу! - заверил Данил. - Седлаемся и в путь.
Пока ехали по деревеньке, дважды попадались навстречу местные. Но убирались с дороги быстрей, чем крысы, завидевшие охотничьего пса. Данила это не столько радовало, сколько раздражало.
- В Хольде нас давно бы взяли на клинки, - проворчал он брезгливо.
- В Хольде, благородный Данил, гостю не приходится добывать пищу силой. И, заметь, в наших гаванях не сжигают мирные суда.
- Не уверен, что это хуридиты, - мрачно произнес светлорожденный.
- А кто?
Данил не ответил.
Они выехали на тракт, скользкую от грязи грунтовую дорогу между черноствольных хуридских деревьев с кирпичного цвета листвой, как в осеннем хольдском лесу. Но эти листья круглый год не меняли цвета. Между черными стволами тянулись к свету тощие сосенки с красными хвойными метелками на макушках.
Сытые звери бежали совсем даже неплохо.
"Маленькая выносливая животинка", - подумал о своей парде Рудж.
Высокое седло мерно поскрипывало. Кормчий не считал себя хорошим наездником, но ему нравилась верховая езда. Во всяком случае, куда приятней, чем брести по раскисшей дороге. Струйки дождя сбегали с капюшона. Изредка из серой мути впереди возникала запряженная волами телега. Но никто из встречных не осмеливался поднять глаза на "монахов". Не ровен час, разгневаются и порубят. Руджа и Данила это вполне устраивало.
Данил, сын Волода, взял в руки меч, когда ему исполнилось четыре года, а убил первого врага в пятнадцать. Это был магхар, пробравшийся из Проклятых земель на западе Белой Тверди. В двадцать два года светлорожденный стал сотником и получил свой нагрудный знак лично из рук Стража Севера Нила Биоркита. Высокая честь. Правда, Нил, давний друг отца, сам учил Данила владеть оружием. Но ученик не посрамил учителя.
Когда на морях, которые оставались безопасными почти полвека после побоища у берегов Конга, снова появились шекки под красными парусами, Данил пошел в воины-моряки. И не в Южную эскадру, а на вольный хог. Меньше силы больше славы. Спокойные времена, похоже, заканчивались. В Гураме Алчущие Силы прибрали к рукам Владыку владык и, похоже, подбивали его вторгнуться в Эддам. В благословенном Конге тоже множились люди, желавшие войны "во имя объединения Черной Тверди". Правда, Тилод Зодчий все еще крепко сжимал кормило власти, но он был стар, а единственный сын Тилода, Сантан Освободитель, сгинул где-то в горах Хох. Конг, Урнгур, Хурида. Урнгриа Данил видел в деле. Натасканных Биорком наемников эдамского правителя. Говорят, стоило сотне их появиться на эдамском берегу Зуры, и бурчаданну на соседнем берегу немедленно сворачивали шатры. И тут же, не без злорадства, Данил вспомнил, как десять лет назад хуридские "ночные братья" набезобразничали в урнгурском открытом городе Чагуне. Тогдашний Наисвятейший отказался выдать преступников, и три тысячи всадников урнгриа смерчем пронеслись по юго-западу Хуриды, вырезая всех "ночных братьев" и вообще любого, кто осмеливался поднять меч. Говорили, когда урнгриа повернули обратно, тогдашний Наисвятейший умер от счастья. И освободил место для нынешнего, тут же заверившего Урнгур в своей полной лояльности. Лояльность Хуриды! Данил усмехнулся. Отец его весь последний год занимался именно Хуридой. Главным образом, пытаясь помешать возникновению союза Наисвятейшего и Алчущих. Трудно сказать, насколько удачно. Конечно, волшба в Хуриде по-прежнему была запрещена. И в день их прибытия повешенный за ноги труп колдуна украшал портовую площадь в Воркаре. Но есть же разница между деревенским колдуном и настоящим чародеем...
Справа лес сменился болотом. В черном тростнике трубно орали лягушки.
- Эй! - окликнул светлорожденного Рудж. - Побереги пардов!
Задумавшийся Данил пустил своего зверя крупной рысью.
- Когда кончится болото, устроим привал, - сказал светлорожденный.
Впереди появился всадник в коричневом плаще воина-монаха. Поднял руки в ритуальном приветствии. Северяне ответили тем же. Разминулись. Хуридит ничего не заподозрил.
Болото кончилось.
Глава вторая
Прошло пять дней. За это время Данил и Рудж преодолели изрядный кусок пути. Двигались в основном по ночам, днем отсиживались в лесу.
Встречавшиеся городки обходили, через деревни ехали напрямик. Парды отъелись на подножном корму - дождь выгнал из земли несметное количество грибов, вдоль болот росли кусты, усыпанные гроздьями тусклых сизых ягод. Парды пожирали их с невероятной жадностью. Рудж рискнул, попробовал оказалось ничуть не хуже винограда. Если бы не дожди, кормчий счел бы путешествие вполне терпимым.