Петруша молчал.
– - Не знаешь?
– - А ты знаешь? -- с досадою спросил Петруша.
– - Нет! но мне не стыдно! я не буду курить и писать письма! -- Аня сопровождала свои слова лукавыми взглядами.
– - О, тогда я всё узнаю; а теперь чему научиться с Селивестром Федорычем? разве как сушить васильки, чтоб перемешивать с табаком и потом курить их.
– - Да тебе будет скучно там одному! На лодке нельзя кататься и рвать таких цветов.
И Аня нагнулась сорвать одну из лилий; но корень был крепок, и она только возмутила поверхность воды. Петруша, бросив весло, сорвал ей его.
– - Еще и эту, и эту! -- говорила Аня Петруше, который наклонял лодку во все стороны, собирая цветы, разбросанные по реке, и говорил:
– - Чего мне будет жаль, так тебя, Аня: она тебя замучит попреками.
– - Уж, право, не знаю, что я ей сделала! она меня ужасно не любит,-- с грустью сказала Аня.
– - Ты пиши ко мне, если уж она очень…
– - Что же ты сделаешь?
– - Я…
Петруша призадумался и потом отвечал:
– - Я скажу ей, что не буду ее любить.
– - Ах! не говори ты ей этого! -- воскликнула Аня в испуге и тихо заплакала.
– - О чем же ты плачешь, Аня? -- недовольным голосом спросил Петруша, и, отнимая ее руки от глаз, он вкладывал в них цветок.
– - Страшно! -- всхлипывая, отвечала девушка.
– - С чего тебе страшно? -- глядя вокруг, спросил Петруша.
– - Я останусь одна: она меня с дедушкой будет бранить всякий день.
– - Ну так я останусь, не плачь! Посмотри, какой чудесный цветок.
Так утешал Петруша свою спутницу.
Аня взглянула на цветок, понюхала его и немного запачкала себе нос. Петруша залился смехом и, сорвав себе лилию, напачкал тоже свой нос.
Они гримасничали в лодке, смеялись; вдруг Аня призадумалась и сказала:
– - Знаешь что, Петруша: сорвем по цветку, высушим их, и когда ты приедешь побывать, я спрошу свой, а ты у меня свой. И если кто потеряет его, тот должен целый год исполнять всё, что ни приказывают.
– - Хорошо; спасибо! -- отвечал Петруша, взяв поданный ему цветок, и прибавил:--Я его в историю положу.
Болтая, они не заметили, что стемнело. Аня первая пугливо сказала:
– - Однако, Петруша, вернемся назад; пока еще доедем, а может, нас хватятся.
Но как ни спешил Петруша, когда лодка причалила к месту, где они сели, уже совсем смерклось. Аня с Петрушей бегом пустились к дому, и лишь только завидели его, как оба в один голос пугливо заметили:
– - Огонь в гостиной!
– - Не приехал ли он? -- сказал Петруша.
И, подойдя ближе к дому, стал на скамейку. Аня последовала его примеру. Приподнявшись на цыпочки, она заглянула в окна и потом, быстро присев, дрожащим голосом сказала:
– - Ах, уж и стол накрыт!
Петруша, стоя на скамейке и придерживаясь за плечи Ани, говорил:
– - Он ходит по комнате: значит, сердит! -- И, соскочив со скамейки, он продолжал:-- Смотри, Аня, скажи, что сидела у себя в комнате.
– - Хорошо; ну, иди же; я приду потом,-- отвечала Аня.
И они разошлись.
В зале был уже накрыт стол для ужина. Старичок сидел в своих креслах и, прильнув к стеклу, высматривал в темноте сада свою внучку и Петрушу, которых искали по всему дому и ждали ужинать. Федор Андреич, рассерженный поздним отсутствием Петруши и Ани, расхаживал в зале и ворчал на свою сестру, зачем она не смотрит за ними и позволяет девушке в такой поздний час отлучаться из дому. Настасья Андреевна своими словами, казалось, еще сильнее раздражала гнев брата. Фигура его, и без того серьезная, сделалась мрачною. Он был небольшого роста, но необыкновенно широк в плечах, с плотными руками и ногами. Его лицо далеко не принадлежало к числу приятных; густые с проседью волосы, торчавшие вверх, придавали его строгим чертам что-то мрачное; а густые брови, почти сросшиеся вместе, увеличивали суровость выражения его черных блестящих глаз и большого носа. Он носил небольшие усы с проседью, которые скрывали его толстые губы. Цвет лица его был красноватый и не лишенный здоровья. Одет он был в синеватого цвета венгерку с высоким стоячим воротником, который упирался в его полный подбородок и делал еще шире его лицо.
Появление Петруши нарушило молчание, воцарившееся в зале. Федор Андреич встретил его следующими словами:
– - А, насилу явился!
Петруша поцеловал у него руку.
– - Вы заставляете ждать себя… Где ты был?
И лицо Федора Андреича становилось всё мрачнее.
– - Я катался на лодке! -- робко отвечал Петруша.
– - Я ведь тебе запретил? как же ты смел! -- грозно спросил Федор Андреич.
– - Я ему позволила: он хорошо играл сегодня! -- подхватила Настасья Андреевна.
Ее брат, нахмурив брови, отвечал:
– - Прекрасно, ты его отпустила; а где же Аня?
– - Я не знаю-с! -- поспешно отвечал Петруша.
– - Разве она не с тобой каталась? -- с удивлением спросил Федор Андреич.
– - Нет-с! -- запинаясь, проговорил Петруша.
В ту минуту Аня, слегка смущенная, вошла в залу.
– - А-а-а, сударыня!.. где вы изволили быть? -- торжествующим голосом спросила Настасья Андреевна.
– - Я сидела наверху!
– - Неправда: я сама была в вашей комнате.
– - Верно, я…
– - Поди поздоровайся,-- перебил ее старичок.
Аня подошла к Федору Андреичу, поцеловала его в щеку.
– - Боже мой! посмотрите на ее платье,-- вскрикнула Настасья Андреевна и, кинувшись к Ане, стала повертывать ее во все стороны.
Торопясь домой, Аня забыла о своем платье, и роса вымочила его.
Федор Андреич выразительно посмотрел на Петрушу, погрозив ему, и сквозь зубы сказал:
– - Так ты один катался?
– - Я одна гуляла в саду! -- побледнев и умоляющим голосом сказала Аня, обратись к Федору Андреичу, который отвернулся от нее и настойчиво требовал, чтоб Петруша сознался в своей лжи.
Но Петруша упорно молчал. Этим временем Настасья Андреевна накинулась на Аню, которая заплакала.
Федор Андреич, оставив Петрушу, обратился к плачущей и грозно закричал:
– - Вы, кажется, сговорились меня злить сегодня. Одна плачет, другой лжет!
– - А она разве не солгала вам? -- подхватила Настасья Андреевна, бросая яростные взгляды на Аню.
– - Настасья Андреевна, моя Аня не лгунья! -- обидчиво заметил старичок.
Внучка кинулась к своему защитнику и, скрыв свою голову на его плече, горько зарыдала. Дедушка утешал ее и шептал:
– - Тише, не плачь: он пуще рассердится.
Федор Андреич заходил скорыми шагами по комнате: то было признаком гнева.
Настасья Андреевна шепталась с Петрушей, делая ему выразительные жесты.
– - Да перестанете ли вы, сударыня! -- грозно топнув ногой, сказал Федор Андреич, остановись перед Аней.-- Вы плачете, как будто бог знает что с вами сделали. Прошу перестать: вы знаете, я не люблю слез!
Последние слова были сказаны гораздо громче. Старичок вытер слезы у внучки и сказал ей тихо:
– - Попроси прощенья.
– - Я не виновата! -- отвечала Аня всхлипывая.
– - Капризная девчонка! -- заметила Настасья Андреевна и, крикнув лакея, приказала подавать ужин.
В глубоком молчании все уселись за стол, в том числе и гувернер с женой, сошедший сверху. Раз двадцать он кланялся, а жена его приседала хозяину дома, пока они были замечены им.
– - Вы продолжаете сердиться? отчего вы не кушаете? -- нахмурив брови, сказал Федор Андреич Ане, которая сидела, понурив голову, и ничего не ела.
Старичок толкнул ее ногой. Аня, не слышав вопроса хозяина, вопросительно посмотрела на своего дедушку, который уткнулся в свою тарелку и прилежно кушал.
– - Отвечайте же,-- вас спрашивают! -- дрожащим от гнева голосом сказала Настасья Андреевна.
– - Что вам угодно? -- спросила Аня.
– - О чем вы так думаете, что ничего не слышите? -- язвительно спросила Настасья Андреевна и готовилась продолжать выговор, но, остановленная взглядом своего брата, быстро сжала губы.
Встали из-за стола. Аня подошла проститься с Федором Андреичем, сказав грустно:
– - Покойной ночи-с!
Федор Андреич взял Аню за руку, поцеловал ее в лоб и ласковым голосом произнес:
– - Забудьте всё и спите спокойно.
Аня с теми же словами подошла к Настасье Андреевне. Они обе едва коснулись губами до щек друг друга; последняя наградила Аню гневным взглядом. Со старичком Аня прощалась без слов. Она нежно поцеловала его в щеку, потом в руку и опять в щеку, как бы желая показать присутствующим свои чувства к нему.