Глаза женщины заледенели, рука так сжала бокал, что тот взорвался, засыпав осколками и залив своим содержимым ковер. Что-то прошипев, она махнула в мою сторону рукой, и меня словно окунуло в море боли.
Боль была в голове, она переливалась и полыхала всеми оттенками красного, как дорогое вино. Нет, не вино — ликер, поскольку боль была такой же тягучей и приторно-сладкой на вкус…
Боль была в теле, и казалось, что каждую мышцу сначала растянули до невообразимых пределов, а затем свернули в жгут и намотали поверх осколков, в которые превратились кости…
Но сильнее всего болело сердце. Казалось, какой-то ненормальный палач вскрыл мне грудную клетку и стал медленно, смакуя каждое движение, разрезать все еще бьющееся сердце на кусочки…
Сколько это продолжалось — секунду или вечность, — не знаю. Просто в один момент боль ушла, оставив после себя жуткую слабость и ломоту во всем теле, вкус крови во рту и нещадно саднящее горло. Я что, кричал?
С трудом собрав глаза в кучу и переведя взгляд на женщину, я успел заметить сумасшедший оскал и безумный блеск глаз. Но в следующий момент жутковатую гримасу заменила маска безмятежности и легкого любопытства.
— Ну что ж, первый опыт прошел успешно, — чуть насмешливо сказала она и откинулась на спинку стула.
«Опыт?» — хотел поинтересоваться я, но из истерзанного горла не вылетело и звука. Впрочем, этой г-г-г… Госпоже хватило и мысли.
— Ну да, опыт. А разве Лиррисаан тебе не сказал? — удивленное лицо и чуть приподнятая бровь. — Мне нужен был демон для опытов в магии Крови, и мой слуга вызвал первого попавшегося. Им оказался ты. Кстати, Госпожой меня тоже можно называть.
Но я не обратил внимания на последние слова. Какой демон? Я чистокровный человек!! В нашем мире вообще нет других рас!
— А мне без разницы, — безмятежно заявила Госпожа. — То, что ты не демон, а человек, только играет мне на руку. В этом мире ты одинок, а значит, за тебя никто не заступится.
Эй! Я же не беспомощный котенок! И драться я умею!
— Ну и отлично! — Эй, что означает эта предвкушающая улыбка? — Значит, будешь жить в казармах, и в свободное от опытов время тебя будут тренировать. Заодно и выясним, как будут влиять опыты на твое физическое состояние. Если и убьешь парочку солдат — не жалко.
Ага, щас! Я не собираюсь никого убивать!
— Малыш, — меня передернуло от такого обращения, и по телу от неосторожного движения прошла волна боли, заставив меня зашипеть. — На тебе мой личный ошейник подчинения. Если я захочу, то ты самолично перебьешь всех обитателей моего замка и принесешь мне голову Лиррисаана на серебряном блюде. Правда, это будет делать твое бессознательное тело, поскольку разум будет разрушен…
Я похолодел. Вот это влип! Ничего, всегда можно попытаться снять эту удавку или, если не будет другого выхода, покончить с собой…
— Можешь об этом не думать, — интересно, а существует защита от телепатов? — Ошейник можно снять только после моей смерти, а я умирать не собираюсь. И к тому же, эта «удавка» не даст тебе самовольно умереть — ты слишком ценный материал.
Я почти наяву услышал, как забивается последний гвоздь в крышку моего гроба. Легкий смешок Госпожи, в котором промелькнули торжествующие нотки, прозвучал вместо похоронного марша. Все. Дальше падать уже некуда.
Женщина громко хлопнула в ладоши, и в комнату вошли два угрюмых мужика, здоровенных и, судя по их лицам, явно не обремененных интеллектом. Госпожа указала на меня:
— В казарму его. К мясу.
«К какому мясу?» — хотел уже поинтересоваться я, когда амбалы, подойдя ближе, резко вздернули мое тело в воздух, держа за руки и за ноги. Я взвыл и от накатившей боли второй раз за день потерял сознание…
Глава 3
Друг — это не тот, кто приходит, когда ему плохо, а тот, который не уходит, когда плохо тебе.
Очнулся я от громких незнакомых голосов, звучащих над ухом. Не открывая глаз, я прислушался. Хриплый голос со странным чирикающим акцентом яростно материл каких-то «южных придурков», у которых наблюдается «хроническое отсутствие мозга» и которые не видят, что «парень едва листья не начал считать», а они его будить собрались. На заднем плане слышались чьи-то сбивчивые оправдания сразу тремя звонкими голосами, явно принадлежащими молодым парнишкам.
Решив посмотреть, кто так горланит, я приоткрыл глаза и тут же зажмурился от яркого света, испускаемого подвешенным у меня над головой шаром. Очевидно, спорщики услышали мой сдавленный стон, так как мгновенно умолкли. Раздался шорох почти неслышных шагов, и на мой лоб легла узкая шероховатая ладонь, а хриплый голос поинтересовался: