Я только посмотрел на Калистова, а сам внутренно подумал: неужели в самом деле секретарь посылал за ним. Удивительно показалось мне это, и удивительно потому, что никогда таких примеров не бывало. Однако я промолчал и спросил только о том, хорош ли приход?
Приход оказался отличным, — душ в тысячу, но что всего лучше, так это то, что старушка помещица была дружна с преосвященным, стало быть, у Калистова будет и протекция.
Калистов просидел у меня недолго, а вечером пошел я к нему. Входя в калитку, я встретил просвирню.
— Не к Петру ли Гаврилычу? — спросила она меня.
— Да, к нему, — говорю.
— Их, говорит, нет дома, куда-то вышли. Впрочем, они скоро вернутся, вы подождите их. Да не угодно ли ко мне покуда, у меня и самоварчик кстати кипит, чайку бы накушались.
Я зашел, Анночка сидела у окна.
— Нет, каков наш-ат! — проговорила просвирня, когда я уселся.
— А что?
— Как что? Сам секретарь сегодня присылал за ним. Приказал ждать места и никуда не отлучаться…
— Неужели это правда?
— Сама видела.
— А ведь я, признаться, думал, что он врет это.
— Какое же врет! Сама видела. Мы, знаете ли, сидим с Анночкой, а человек вдруг и входит. «Здесь, говорит, живет студент Калистов?» Да таким басом спросил, что я даже вздрогнула. «Здесь, говорю, батюшка». — «Так скажите, говорит, ему, чтоб сейчас к секретарю шел, очень, дескать, нужно».
И потом, вдруг понизив голос, просвирня спросила меня:
— Да что, батюшка, у Петра-то Гаврилыча невеста-то есть, что ли?
«Э! Так вот зачем ты позвала меня чай-то пить, — подумал я, — ну да добро же, я тебя поморочу».
— Нет, говорю, нет еще.
— О чем же они думают? — продолжала просвирня.
— Не знаю.
— Ведь священники-то холостые только в немецких землях бывают, а у нас женатые. Пора бы позаботиться.
— Видно, говорю, не облюбовал еще.
— Так-с, — проговорила просвирня и взглянула на Анночку.
В это самое время под окном послышалось веселое пение. Просвирня узнала знакомый его голос и в одну минуту бросилась встречать Калистова. Анночка тоже вскочила с места и со свечкой в руках побежала на крыльцо.
Между тем весть о том, что секретарь присылал за Калистовым, немедленно распространилась по всем нашим. Все приходили в изумление и не знали, чему приписать такое внимание и благоволение. Некоторые начали завидовать и сердиться на Калистова, называя его хитрым, низкопоклонным; но как они ни сердились, а все-таки к Калистову ходили и даже заискивали его протекции. Калистова это забавляло, и мы, бывало, немало смеялись над всем этим. Владыка между тем все еще не поправлялся и, по отзыву доктора, выехать мог не скоро. Помещица же старушка непременно желала, чтоб выстроенный ею храм был освящен епископом. Стало быть, надо было ждать.
В таком-то положении были дела Калистова, когда получил я из деревни письмо, в котором меня извещали, что матушка, простудившись во время мочки коноплей, не на шутку захворала. Я простился с Калистовым, нанял лошадей и поскакал домой. Приехал я через сутки и нашел, что матушка действительно больна; но так как у нас в селе есть у помещика больница и немец лекарь, то, значит, больная была не без помощи и можно было надеяться на выздоровление. Кроме того, в болезни матушки принимала участие и сама помещица: она каждый день ходила ее навещать и приносила чай, варенье; словом, все ухаживали за матушкой. Приезд же мой помог лучше всяких ухаживаний. Не дальше как на третий день матушке было гораздо лучше, но ехать в город я все еще не решался. Кроме того, удерживало меня также и то, что надо было молотить хлеб, а так как у батюшки работника не было, то я и решился помочь ему в молотьбе.
Однажды как-то батюшка куда-то уехал, и я был один на гумне; вдруг, смотрю — идет Лиза.
— Бог помощь, говорит, Иван Степанович.
— Ах, это вы, Елизавета Николаевна, — говорю я, — как поживаете?
— Ничего, слава богу. Это вам и не стыдно, говорит, Иван Степанович?
— Что такое?
— Да к нам не побывать!
— Да все недосуг, — говорю.
— Как же, говорит, поверю я вам. Нет, уж вы просто поспесивились. Да что это вы одни, говорит, молотите, дайте-ка я помогу вам.
Я было попросил ее не беспокоиться, да она и слушать не хотела, взяла цеп и принялась молотить, и у нас так пошла работа, что просто прелесть, в два цепа; да ведь как валяли-то, только пыль столбом летела.
— А я, — говорит Лиза, не переставая молотить, — нарочно к вам пришла. Услыхала, что вы из города приехали, и пошла. Что, как там?
Я смекнул, в чем дело.
— Это, говорю, насчет Петрухи?
— Да, говорит, насчет его. Что, как он здоров?