Так думал временный начальник поста, не допуская мысли о том, что где-то может ошибаться. И о том, что сам балансирует между жизнью и смертью. Бандитам опасные свидетели не нужны. Их кормят до поры до времени, но как только надобность в них отпадет, то в большинстве случаев таких, как Жаров и Индюков, просто убирают.
Вот об этом совершенно не думал Жаров, находясь в иллюзии полной своей безопасности и купаясь в грязных мечтах о господстве над другими.
Приведя себя в порядок, старший лейтенант придирчиво осмотрел помещение. Осмотром остался доволен. Валентина выполнила все, что от нее требовалось. Все же женщиной она была аккуратной! Жаров оделся, присел рядом с Губочкиной. Часы показывали 7–55.
Вошел Мансуров:
— Разрешите, товарищ старший лейтенант?
Жаров разрешил:
— Входи, сержант!
— Утренний доклад, командир!
— Слушаю!
— На блокпосту за истекшие сутки происшествий не случилось, личный состав занимается согласно расписанию!
— Все?
— Так точно!
— Свободен. Далеко не уходи, после сеанса связи обойдем позиции отделений, посмотрим, как на деле личный состав занимается.
Сержант-контрактник козырнул:
— Есть, товарищ старший лейтенант!
И вышел из блиндажа.
Ровно в 8–00 Губочкина вызвала оперативного дежурного батальона спецназа:
— Равнина! Я — Затвор-21! Прошу ответить!
Батальон ответил. Но почему-то голосом заместителя командира по воспитательной работе:
— Я — Равнина, слышу вас хорошо!
Губочкина удивленно взглянула на взводного, прошептав:
— Индюков? С чего бы это?
Старший лейтенант, ожидая выход на связь именно замполита, а не оперативного дежурного, пожал плечами:
— А черт его знает!
Ответил в микрофон, переданный ему связисткой:
— Я — Затвор-21. Докладываю обстановку по объекту на 8–00 22 числа. У нас все спокойно. Пост несет службу в режиме постоянной боевой готовности. Происшествий и случаев проникновения в зону ответственности подразделения не зафиксировано. Как поняли меня, Равнина?
— Понял вас, Затвор-21! Продолжайте несение службы. Напоминаю, особое внимание за контролем над зоной ответственности объекта уделять в темное время суток!
— Принял, Равнина!
— Конец связи!
— Конец!
Старший лейтенант улыбнулся связистке:
— Ну вот и отстрелялись на сегодня!
Валентина спросила:
— Почему все-таки сегодня на связь вышел замполит?
Жаров, поднявшись, потрепал подчиненную любовницу за щеку:
— А вот об этом ты, дорогая, как вернешься в батальон, сама у Индюкова спросишь. А сейчас слушай эфир. Я на обходе поста! Пока, любовь моя ненаглядная!
И не дожидаясь ответной реплики Губочкиной, старший лейтенант покинул блиндаж, где в траншее у ближайшей стрелковой ячейки первого отделения его ждал сержант Мансуров.
Контрактник фамильярно обратился к офицеру:
— Что, Игорек! Не высосала из тебя еще все соки наша Валюша?
Тон сержанта, а больше его кривая ухмылка пришлась не по душе оборотню:
— Тебе какое до этого дело, а? Может, сам глаз положил на связистку?
— Нет, лейтенант. Шлюхи типа Губочкиной меня не интересуют. Хотя, если быть откровенным, то парочку раз…
Старший лейтенант оборвал сержанта:
— Забудь об этом!
Мансуров удивился:
— Это еще почему? Или связистка твоя собственность?
Жаров сощурил глаза:
— Не нравится мне этот разговор, Мансур! Пока мы здесь, баба будет моей! А в части, если желаешь, попробуй подвалить к ней на пару палок. Но сомневаюсь, что она пойдет с тобой! И закончили этот базар. Нам надо проход каравана готовить.
Мансур зевнул:
— Закончим, так закончим, а обеспечение акции с моей стороны готово. В ночь на пост в БМП отправлю Гошу, сам займу позицию на огневом рубеже. Сектор же Катаванского ущелья на тебе.
— Это я помню. Во сколько Мулат должен сбросить сигнал, подтверждающий акцию?
— В 16–00!
— Ты говорил с Расулом?
— Конечно. Пока ты поутру на связистке оттягивался.
— Мансур! Не раздражай меня. Что сказал Расул?
Сержант пожал плечами:
— То, что и обычно. Его люди будут встречать караван Мулата сразу за поворотом Шунинского ущелья, где кончается граница зоны ответственности блокпоста.
— Он был спокоен?