Со стороны переднего края горело огромное зарево, тяжело грохотали взрывы, гудела земля и полыхало небо. Там шла большая война. Об исходе тяжелых боев, об их переломе в ту или иную сторону разведчики не могли и догадываться.
Игнат посадил Ирину в правое кресло наводки, сам сел в левое и стал опробовать пушку. Как и на нашей зенитке, здесь полагалось два наводчика. Один наводил в вертикальной плоскости, другой — в горизонтальной. Каждый сидел в железном кресле, и кресла с наводчиками крутились на платформе вместе с орудием. Перед каждым наводчиком был прицел, вроде нашего зенитного визир-коллематора (оптического визира). Платформа ходила легко, как карусель, пушка — по вертикали — тоже. Оставалось ждать немецкой колонны и, конечно, утренних сумерек. Наводить в темноте по прицелу Ирина не могла.
Еще одна немецкая колонна грузовиков прошла к фронту. Перебрасывались, в основном, тылы войск, потому что танков в колоннах не было. Они почти все были подтянуты к фронту еще до удара немцев.
Игнат ждал рассвета. Конечно, освещенные фарами идущих следом машин, грузовики были видны. Но Ирина могла навести пушку только на глазок, без прицела. Через прицел во тьме она не видела ничего. А рисковать Игнат не хотел. Тут надо было бить наверняка. Не каждый день у него в руках автоматическая пушка, да еще на такой удобной позиции. И он ждал.
Сначала серые рассветные сумерки наползли медленно и зыбко. Повеяло сыростью и знобкой прохладой. Легкий туман выбелил стволы и кроны деревьев заслонил дорогу. Однако беспокойство Игната, что из-за тумана Ирина не разглядит колонну, да и ему будет нелегко ее рассмотреть, оказалось напрасным. Прошло уже больше двух часов после рассвета, а с дороги не доносилось ни звука.
Чуть потеплело и разведрилось. Солнца еще не было, но в разрывах облаков проглянула густая синева. Туман унесло ветром, и дорога ярко выделялась среди зелени леса прямым светло-серым раскатанным полотном, похожим на грязный, не раз уже стиранный, солдатский бинт.
Очистившись от тумана, пятнистый тягач-грузовик и грязно-зеленая зенитная установка возвышались на холме, господствуя над дорогой в полукилометре от нее в своем зловещем великолепии.
Игнат еще перед рассветом зарядил установку, перетаскал из кузова грузовика все ящики со снарядами, вынул унитарные патроны, подготовил их по пять, зарядив в кассеты.
Немцев на дороге не было. И постепенно колючая душевная тревога, ледяная и опустошающая, стала наполнять Игната. Он знал, что немецкое командование очень чутко реагирует на изменение обстановки, на разведданные: если вдруг у них появляются сведения, что активизируется наша авиация, они почти прекращают передвижение войск днем, а делают это ночью. Вот и сейчас: в темноте шли колонны, с рассветом — никого. Неужели сейчас — именно такой у них приказ? Нет, не может этого быть! Ведь идет войсковая операция. Им сейчас главное — все бросить на передовую: войска и тылы,— то есть обеспечение войск, куда входят боеприпасы, продукты. Без снарядов и хлеба не повоюешь! Так что сейчас они пойдут, никуда не денутся. Он как разведчик понимал, что все должно быть именно так. Но дорога пустовала.
Они оба прохаживались возле установки, прислушивались к дороге. Гремело вдалеке, на передовой, но здесь, несмотря на дальний гул переднего края, звуки идущей по дороге автоколонны будут отчетливо слышны. В этом оба разведчика убедились еще ночью.
Легкий утренний ветер растрепал черную прядь волос, выбившуюся из-под пилотки Ирины. Несмотря на почти бессонную ночь, на все адские тревоги предыдущего дня, плен, допрос, побег,— радистка выглядела спокойной. Она умела владеть собой. И еще Ирина как-то умудрялась всегда быть подтянутой, собранной. Игнат смотрел на нее с удивлением, так ей шла любая одежда. В любой она была красивой. И этот немецкий десантный пятнистый костюм, и серо-зеленая пилотка с эмблемой — белым немецким орлом,— все это удивительно гармонировало с ее восточными раскосыми глазами, с ее стройной, тонкой фигурой. Так же хорошо сидела на Ирине и наша красноармейская форма, все ей к лицу.
И она тоже незаметно разглядывала старшего сержанта. И уже не впервые отмечала, что какую бы форму он ни надел, на нем она как с чужого плеча. Куртка ему всегда мала, сидит в обтяжку, хотя это неудобно. А может, ему так нравится? И каждый раз девушка как бы чувствовала, что одежда для Игната — просто необходимость, на которую он не обращает внимания, но без которой не обойтись. В своем воображении она не раз представляла его в звериных шкурах, в пещере с его другом Хромым, о чем он ей как-то рассказывал, и постепенно Ирина начинала понимать, чувствовать, что именно там, в далекой северной тайге, его родной дом, что сама тайга стала с некоторых пор его домом. И тогда становилось понятным, что он, старший сержант Углов, знаменитый разведчик, здесь, на войне, и в этой или другой военной форме, человек временный. Что его ждет его родная стихия, его тайга. И потому военная форма не кажется на нем естественной и ладно сидящей, потому что она временная. Постоянное для него — дикий лес и волк Хромой, который помнит и ждет этого удивительного человека-волка.
Ирина смотрела на старшего сержанта с восхищением, она думала о его необычной судьбе, о его далекой и родной ему тайге, и ей почему-то становилось от этих мыслей грустно.
Внезапно она вздрогнула от гула грузовика, хотя все время ждала этого гула. Посмотрела на Игната и по его лицу поняла, что он уже давно слышит этот шум.
— По местам! — Голос разведчика был негромок и чуть хрипловат.
21. ДУЭЛЬ
Они сидели в креслах наводчиков, через коллема-торы рассматривая серую ленту дороги. В несколько секунд пушка была наведена на поворот, закрытый старыми елями, из-за которого дорога выходила на открытое для стрельбы место.
Из-за деревьев медленно выполз крытый тяжелый грузовик, вытягивая на буксире длинноствольную пушку.
— Первый грузовик!
— Понятно,— ответила Ирина.
Разведчики, приникнув к коллематорам, вращали штурвалы наводки так, чтобы машина все время была на прицеле.
— Готова?
— Да!
— Стреляю! — и он нажал спусковой рычаг. Лихорадочно задергался ствол орудия: «та-та-та-та-
та» и смолк. Все пять снарядов ударили в автомашину. Игнат видел, как разнесло кузов, как разбросало солдат, сидевших в кузове. Грузовик горел.
В несколько секунд разведчик вставил новую кассету и, взглянув в прицел, увидел, как из-за поворота выехал второй грузовик и остановился. Вокруг орудия, прицепленного к первому, уже горящему грузовику, забегали солдаты, отцепляя и быстро разворачивая орудие в сторону разведчиков.
— По пушке, видишь?
— Да!
— Ты готова?
— Да! Стреляй!
Она работала, как настоящий наводчик,
Следующей очередью Игнат уничтожил орудие. Пять снарядов взрыли землю, перевернули пушку, уложили всех суетившихся возле нее солдат.
Третью кассету разведчик разрядил во вторую машину, ее разнесло на куски, но солдат в кузове уже не было. Он видел, как они бежали к холму, к его орудию. «Пока они сюда добегут, минуты полторы у меня еще есть»,— подумал Игнат. Однако другие солдаты уже развернули пушку, прицепленную ко второму грузовику.
Игнат видел, как из-за поворота дороги, из-за деревьев тоже выбегали люди, солдаты в касках и офицеры. Колонна остановилась еще за поворотом, но даже если бы третья автомашина успела выехать на открытое место дороги, у него сейчас не было времени обстрелять ее.
Он выпустил очередь по развернутой на него длинноствольной противотанковой пушке и на этот раз не попал. Все пять снарядов легли метров на пятьдесят ближе пушки, и как метлой смели группу бегущих к нему солдат с автоматами.
В этот момент полыхнула огнем пушка с дороги. Снаряд ударил метров на пятнадцать левее по склону и метров на пять ниже орудия разведчиков. Взрыв взметнул столб земли, перемешанной с огнем и дымом, обдал разведчиков духом горелого тола и горелой земли, но ничем не повредил им. Их спас от осколков небольшой бугорок на склоне, под который и угодил этот снаряд. Игнат понимал, что вторым снарядом немцы накроют зенитку, нельзя допустить второго выстрела. Все это молниеносно проносилось в мозгу разведчика. А руки автоматически проделывали нужные операции.