— А ты знаешь, Станислав Иванович, я его все-таки встретил. И упустил...
— Кого?
— Того самого «Галкина»!,.
— «Галкина»?
— Да, его. Не Галкин он, конечно...
— Конечно.
— Он был в форме оберштурмбанфюрера СС.
— Дослужился, сволочь! А где ж ты?..
— Прямо в фургон зашел, где рация была. Мы оттуда передавали, а он зашел... Правда, Ира все уже отстучала. Она вообще молодец. А тут жизнь мне спасла.
— Да ну тебя, Игнат... — Она смутилась и смолкла.
— Спасла, спасла. «Хальт!» — говорит, «Хэндэ хох!» Он и застыл. Я всадил ему финку меж лопаток!..
— А говоришь, упустил! Кокнул ведь!
— Кокнуть-то кокнул. Да очухался он. Я видел издалека, как он вышел, стрелял вверх, потом его увели. С помощью, но шел сам. Живучий, гад!..
— Да... Ну да черт с ним. Еще сдохнет.
— Дай-то бог, Станислав Иванович.
Игнат сидел, довольный и расстроенный. Все выполнил, даже с лихвой, но этого типа упустил.
Он не знал фамилии немца, не мог знать. Хартман же его фамилию знал, хотя это ничего не меняло.
И оба они не предполагали, даже не могли вообразить себе, что среди длинных и сложных дорог войны, среди тысяч встреч людей знакомых и незнакомых, друзей-фронтовиков и врагов смертельных, их встреча, неожиданная и опасная, произошедшая в спецавтофургоне, будет не последняя.
Последняя встреча впереди.
Часть 4. МЕРТВОЕ УЩЕЛЬЕ
1. СУДЬБА ПОЛЬСКОГО КАПИТАНА
Игнат выбрался из сугроба, отряхнулся, протер снегом лицо. Затем тщательно и глубоко, вдалеке от места отдыха, закопал в снегу парашют. Позавтракал консервами, согрел чай на спиртовке и собрался в дорогу.
«Шмайссер» висел за спиной, в кобуре — под меховой курткой — «парабеллум», еще в потайном кармане — «вальтер». Шесть гранат: две «лимонки» и четыре немецких — с длинными деревянным ручками. Ну и, конечно, два ножа: один — на поясе, а другой — в тайничке под курткой, сзади. Вся одежда — немецкая: меховая куртка, брюки, десантная шапочка с отворотами на застежках, сапоги, даже белье. Здесь это было необходимо. Кокарды на шапке и других знаков различия, естественно, не было. Война уже давно кончилась, шел декабрь тысяча девятьсот сорок седьмого года.
Утро выдалось чистое, светлое и казалось не очень морозным — не было ветра. Большое, желтое, багровеющее по краям солнце, медленно поднималось из-за хребта, высвечивая вишневым цветом заснеженные зубцы гор. Оно пробуждало утонувшие в сугробах сосняки и густые смешанные леса, где голые клены и рябины жались от холода к невозмутимым пихтам, елям, голым, но несокрушимым дубам.
Его выбросили ночью. Здесь, в этих горах, где полновластно царствовали банды, парашют мог «засветить» его. Никто не должен знать о его выброске. Он пришел сюда и все. Пришел одному ему ведомыми путями. В общем, легенда была. Как будто надежная.
Встреч с бандитами надо было искать в районе Мертвого ущелья. Там, по данным нашей контрразведки, находились их база или базы.
Однако спешить нельзя было. Ясный день и безметельная ночь сохраняли его следы, и те, кого он искал, могли по следу прийти к месту его выброски. Там следы обрывались, и было ясно, что он «прилетел». Даже если бы и не нашли парашют. Да и парашют очень легко найти. Опять же — по следам.
Игнат вслушивался в тревожную тишину горного леса и не спеша шел на лыжах. Пока — никаких признаков человека. Но зато немало следов звериных.
Вот прошел небольшой табун кабанов, через километр — встретился след оленя. И всюду — волчьи следы. Здесь немало волков. Это для Игната всегда хороший признак.
Другого десантника нельзя сбросить ночью. То есть, можно, но очень опасно: лес, горы, вполне вероятно получить травму при приземлении. Но Игнату тьма была союзницей.
Продуктов взял на четыре дня. Если растянуть — хватит на неделю.
Карты с собой Игнат не взял — выучил ее наизусть. До Мертвого ущелья оставалось часа два пути, и он решил больше к нему не приближаться. Надо было ждать снегопада.
Снег пошел только на другой день к вечеру, так что пришлось еще раз переночевать в сугробе до встречи с бандеровцами. Но так оно и лучше. Все-таки после двух таких ночевок у него будет помятый вид, что весьма кстати.
По снежной целине на поиск к Мертвому ущелью Игнат двинулся незадолго до рассвета. Однако еще было совсем темно, и его не могли заметить. Если только — услышать, но это — исключалось. Он шел бесшумно.
Когда он спустился в Мертвое ущелье, оно поразило его. Даже ему, лесному человеку, стало жутковато. До двух метров от земли, в полной темноте, светились на склонах стволы елей и сосен. Их голубое призрачное сияние то исчезало, то возникало снова. Игната предупредили об этом странном явлении, рассказали о страшных легендах, связанных с ущельем. Предполагалось, что в нем выделяются какие-то газы, быть может, опасные.
Снег продолжал падать, поземка крутилась и свистела, змеясь по склонам. Потому и решил он обследовать ущелье — следов не найдут. Уже с рассветом их не будет.
На одном из склонов, поросшем старым сосняком, разведчик уловил запах дыма. Такой слабый, что даже Игнат его едва ощутил. Игнат пошел на запах, через километр обнаружил источник: дыма фактически не было, им только попахивало. Его источало отверстие в земле, на крутом склоне, похожее на дверной проем, но раза в полтора меньше — туда можно войти только согнувшись. Метров с пятидесяти Игнат долго и напряженно смотрел туда и все-таки различил в глубине проема сидящего с оружием человека. Тот сидел боком, держа на коленях автомат или карабин — точно никак не разглядеть. «Вот, значит, где их лежбище, или одно из них. Ладно. Теперь знаю...»
Он разыскал проезжую дорогу, что проходила по дну ущелья, и с самыми первыми бликами рассвета двинулся по этой дороге через ущелье, которое тянулось километров на пять.
И здесь с первых шагов уловил юн запах светящихся газов. Поначалу запах был слабым, да и все его внимание привлекало свечение. Но запах не проходил. Он то слабел, то усиливался, но не исчезал. Неприятный, но терпимый, чуть тухловатый запах...
Светало. Через двадцать минут скольжения на лыжах по дороге Игнат звериным чутьем уловил, что за ним наблюдают. Через минуту его громко окликнули:
— Эй, ты! — крикнул хриплый раздраженный голос,— стой!
Разведчик слышал, как щелкнул затвор «шмайссера».
Он остановился, выжидательно глядя в сторону выкрика.
Из лесочка, нависающего над дорогой, спустились двое. Один был в длинной нашей офицерской шинели без ремня, другой — в черных куртке и брюках ОУНовца и шапке такой же почти, как у Игната, только черного цвета. У обоих одежда без знаков различия и сильно поношенная. Тот, что в шинели, был без шапки, густая жесткая черная шевелюра заменяла ее.
Подошли, держа Игната под дулами автоматов. Затем черноволосый шагнул к нему вплотную, а второй — ОУНовец — настороженно уставил на разведчика злобный взгляд и ствол своего «шмайссера».
Черноволосый обыскал, причем очень грамотно, и взял все оружие. Все, кроме одного ножа,— не нашел. Когда обнаружил чисто спрятанный «вальтер», произнес: «Ого!», но больше ничего не сказал.
— Иди! — буркнул ОУНовец, ткнул Игната дулом в спину, и черноволосый тоже вскинул автомат.
Игната повели прямо к проему, который он высмотрел ночью. Часовой у входа встал, отдавая честь, ОУНовец кивнул в ответ — он был, видимо, старшим по положению.
Пять шагов по узкому подземелью и Игнат оказался в небольшой землянке, точнее пещере. На табуретке за столом сидел узколицый усатый человек в кителе польского капитана. На столе и на полках горели три толстые стеариновые свечи. Сбоку была самодельная затворенная деревянная дверь, ведущая, видимо, в другое помещение.
— Кто такой? Что здесь шляешься? — голос поляка был резким, пронзительным, тон его обращения был похож не на вопрос, а на обвинение. По тону капитана Игнат почувствовал, что этот нервный может его вообще расстрелять без всяких вопросов и ответов.
Игнат несколько секунд помолчал, затем негромко и спокойно сказал: