Задумалась ли сестра о том, каково Савве было ее потерять? Задумывалась ли бабка, что своими руками отворила врата ада? Задумывался ли отец Елисея о делах приюта, ведь он не мог не замечать, что там не все гладко? На эти вопросы у него не было ответов, кроме одного: дрянная кровь течет в жилах его семейства. Хотелось верить, что разумный человек все же сам определяет свой путь, без оглядки на родню.
Елисей поправил перчатки, скрывающие серебристый металл рук, и потянул одну из тяжелых дверей — пора бы взяться за работу.
Данилу уже выписали из стационара, но больничный не закрыли, дав возможность передохнуть несколько дней дома, перед отправкой на Рубеж. Официально его вроде как оправдали, но в то же время настойчиво рекомендовали прослужить несколько месяцев в другом мире, пока все не уляжется. Ну и для соблюдения видимости наказания. Он чувствовал, что во всем этом не обошлось без участия Ольги, но сама Волкова как будто растворилась в воздухе и не выходила ни с кем на связь.
По телевизору снова рассказывали о страшной эпидемии гриппа, выкосившей треть населения Солежа, даже сейчас какой-то умник в белом халате рассказывал о мерах профилактики простудных заболеваний. Наверное, это было правильно: ни к чему пугать жителей тем, что город чуть было не уничтожили, но с другой… Сколько погибших, а никто из родных никогда не узнает, что послужило тому причиной, и будет винить себя, что недосмотрел, не купил нужные лекарства, не нашел хорошего врача.
Звонок в дверь раздался неожиданно. За последние дни никто ни разу не навестил Данилу, кроме забежавшего на несколько минут Елисея. Возможно, кто из соседей? Данила прислушался, не течет ли где-то вода, затем все же поплелся к двери. Глазка в ней никогда не было, потому он просто открыл, застыв при виде гостя.
— Добрый вечер, — улыбнулся помятый, низкорослый мужчина с большой лысиной на голове. — Вы, наверное, не помните меня, я — Вениамин Хейфец, мы пару раз встречались возле конторы. Да и Олечка много о вас рассказывала.
— Добрый вечер, да, я вас помню, — больше Данила не мог выдавить из себя ни слова. Что он мог сказать? «Я спал с вашей женой и видел, как она погибла»?
— Можно я зайду? — Вениамин вымученно улыбнулся, но в его глазах поблескивали слезы. — Сегодня сорок дней, как Оленьки не стало, а родственников у нее и нет.
Данила посторонился, хотя и не мог отделать от мысли, что поступает неправильно. Надо же: сорок дней.
Вениамин зашел внутрь, неловко плюхнул тяжелый пакет на пол, запутался в рукавах куртки, а затем кое-как снял ботинки. Его руки заметно подрагивали, впрочем, алкоголем от гостя совсем не пахло, только табачным дымом.
— Представляете, не курю совсем, это Оля постоянно в моей куртке на балкон выбегала, вот и остался запах. А я даже в химчистку теперь боюсь эту куртку нести, чтобы запах не выветрился. Ой, — он протянул Даниле свой пакет, до безобразия тяжелый и недобро позвякивающий спрятанным внутри алкоголем, — забыл совсем. Помянем Оленьку?
— Простите, я не пью. Врачи запретили.
— Ничего, я тоже не большой любитель. А для вас специально сок принес.
Сок действительно нашелся, гранатовый, в большой стеклянной бутыли, точно как и коньяк, и куча других продуктов, словно бы Хейфец по пути сюда ограбил продуктовый магазин.
Через пару минут они уже сидели за столом и выпили по первому бокалу.
— Знаете, я бы не решился прийти, если бы не Оленька, — Вениамин тяжело вздохнул и запихнул в рот кусок колбасы. — Простите, когда нервничаю, постоянно ем, от этого и растолстел так. Оленька все пыталась меня в спортзал затащить, но не мое это. Ах да, отвлекся, простите еще раз. Оленька мне сегодня приснилась и приказала найти вас и сказать, что не стоит винить себя в ее смерти.
Данила не слишком верил в то, что мертвые могут связываться с живыми, тем более в то, что Оля стала бы успокаивать его с того света. Скорее уж передала бы что-то вроде: «Данила Сергеевич, таки если вы в ближайшие дни найдете себе другую женщину, обещаю лично выдрать ей волосы».
— Это слишком сложный вопрос. Я действительно не мог ничего предпринять, но Оля поехала туда именно за мной.