— Оленька была как торнадо, не остановить и не заставить свернуть с пути. А уж после того, как обзавелась этой своей Силой…, — Вениамин тяжело вздохнул и налил новую порцию коньяка. — Мы ведь с ней знакомы с детства, на одной площадке выросли, в одном классе учились, в одном институте. Мне все говорили: «Веня, эта девушка не для тебя. Посмотри на себя и на нее. Оля будет гулять о тебя направо и налево». А мне было все равно. И тогда, и сейчас, лишь бы Оленька была рядом. И она тоже меня любила, иначе сбежала бы давным-давно.
Данила кивнул, рассматривая ярко-алый напиток в своем бокале. Кто бы смог удержать Олю? Деньги? Да вряд ли, она бы легко нашла себе и более состоятельного любовника. А кем тогда для нее был Данила? Игрушкой? Или кем-то особенным?
— Этот проклятый вечер все перечеркнул, — продолжил гость. — Я ведь говорил, пойдем на такси, а Оленька уперлась и потащила меня пешком через парк. Там на нас напали пятеро ублюдков, меня вырубили почти сразу, еще и ногу сломали, а Олю начали раздевать. Я тогда очнулся быстро, до сих пор все помню. И ее крики, и свою беспомощность и то, как она внезапно вскочила и начал рвать их на части. Вот вы знали, что человека можно разорвать? Я не знал. И долго еще поверить не мог, даже когда все это вашим коллегам рассказывал.
Вениамин все говорил и говорил, а Данила не хотел его перебивать. Точно так же как он сам винил себя в смерти Оли, так и ее муж винил себя за тот случай. Но Хейфец точно ничего не мог сделать: Оля попала под отбор, за несколько минут изменивший всю ее жизнь.
— … бывало, она злилась и била меня. Очень редко, я никогда никому не рассказывал. Ведь это была не моя Оленька, а кто-то другой. А ведь я вначале даже радовался, когда она стала такой страстной. В постели всякое вытворяла. Ой, такой дурак был. После первых наложенных швов все думал, пройдет, образуется, станет как прежде. Но все становилось только хуже и хуже. Знаете, я начал бояться Оленьку. Мою Оленьку…
Он снова вытер слезы, а Данила в который раз не нашелся, что ответить. Не будь отбора и чета Хейфец счастливо прожила бы долгую семейную жизнь, а так их сосуществование превратилось в пытку. Каждодневную пытку для Вени: каково это каждый день смотреть, как близкий человек превращается в монстра и понимать, что не можешь ничего с этим сделать? Наверное, точно так же мучился и генерал Волков, наблюдавший рождение Кровавой Смерти, и, возможно, так же страдала мама Данилы, в момент, когда поняла, что ее сын изменился. И еще сотни и тысячи людей во всем мире, о проблемах которых он никогда не узнает.
Лефф помог Велль устроиться в ее новой комнате, затем попрощался с ней и вышел. В ситуации, когда все его собратья мертвы, а трусиха-Нира сбежала в неизвестном направлении, последнюю из прим-леди Глории приходилось беречь, но это не значило — рассказывать всю правду.
Собственно, он и Велльямину предпочел бы убрать, но проверяющие от межмирового сообщества теперь не спускали глаз с Леффа, потому пришлось притащить девчонку обратно в свою резиденцию. Хорошо, что та ничего не помнила и почти боготворила своего спасителя, вытащившего ее из ужасного, грязного города.
В кабинете его ждал Странник. Он все так же курил, надвинув на глаза шляпу, и меланхолично рассматривал картины на стенах.
— Мне ничего не нужно, зачем ты здесь?
— О, в этот раз подарок предали тебе, — он вытащил из-за пазухи хорошо запакованный сверток и протянул Леффу.
— От кого?
— А, старый знакомый. Сказал, что давненько не слал тебе весточек.
Странник широко улыбнулся, но уходить не спешил, явно воз0намерившись дождаться, когда Лефф вскроет подарок.
— Снова любопытно?
— Кто не без изъяна? — пожал плечами тот.
Лефф разодрал упаковку и поморщился, увидев рисунки в очень знакомом стиле. На первом из них ублюдок обмазывался чем-то, похожим на мед или карамель, до противности сексуальная картиночка вышла, такую бы в женские журналы продать. На следующем абсолютно голый имус лежал на прим-леди Айвен, такой же обнаженной. Лефф разозлился, скомкал и выбросил эту гадость в корзину. Такого просто не могло быть! Прим-леди и этот ублюдок.
На последнем же Лефф с кислой физиономией пытался оттереться от некой коричневой субстанции, над которой летали мухи.
— Значит, он в шоколаде, а я в дерьме. Ну-ну, посмотрим.