Однако, несмотря на свои рыбацкие успехи, говорили опера не о них, а о недавно услышанном от Линкса. Их крепко озадачило рассказанное и стариком, и Пикассо-Игорем. Получалось так, что если поверить обоим этим собеседникам, то нужно было безоговорочно согласиться с тем, что воззрения мистиков – объективны и реалистичны. А не поверить художникам оснований не было никаких – и Линкс, и Игорь смотрелись людьми серьезными и ответственными, не склонными к мистификациям.
– Знаешь, Стас, мне кажется, во всей этой истории нам стоило бы как следует разобраться… – неспешно резюмировал Лев, удачно выудив крупного жереха. – У меня есть вопросы к тому, насколько ненасильственной была смерть Лунного. Да и мистические свойства его картин вызывают вопросы.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Крячко, в очередной раз забрасывая удочку.
– Хочу разобраться, насколько картина Лунного оказывает на людей влияние своим сюжетом, своей цветовой гаммой. Не кроется ли за этим что-нибудь другое?
– Например? – насторожился Станислав.
– Что, если этот Виталий для усиления эффекта, произведенного его картинами, использовал некие дополнительные средства? Например, он мог подмешать в краски какие-то эфирные масла, вызывающие определенный психологический эффект. Человек подходит к картине посмотреть на то, что на ней изображено, и невольно вдыхает испарения эфирных масел. Даже не подозревая об этом, он переживает некие необычные ощущения, впечатления…
– Это чисто твои умозаключения или уже случалось что-то похожее? – не отрывая взгляда от поплавков, поинтересовался Крячко.
– Ну, вообще-то да, что-то похожее уже было… – взмахом спиннинга отправив блесну далеко на простор озера, утвердительно кивнул Лев.
По его словам, как-то уже давно на Западе случайно «спалился» один известный художник. Причем в буквальном смысле. Он писал свои картины в особой, одноцветной манере – одной лишь черной краской. При этом никто не мог догадаться, каким образом ему удается добиться необычных полутонов темного и светлого серого цвета. Все открылось совершенно неожиданным образом. Один близорукий посетитель, разглядывая на выставке его работы, не выпускал изо рта дымящуюся сигару. Пожелав рассмотреть одно из полотен поближе, он случайно ткнул в него тлеющим концом сигары, и картина тут же полыхнула, обратившись в облако дыма. Как оказалось, в качестве красящего пигмента своей краски живописец использовал дымный охотничий порох.
– Слава богу, пока никто из художников не додумался писать свои картины тротилом, замешанным на нитроглицерине, – смеясь, прокомментировал Стас. – А то пришлось бы того посетителя собирать по частям в разных углах картинной галереи…
– Ага! А саму картинную галерею по частям собирать в разных углах города! – мрачновато пошутил Гуров.
– Лева, – уже вполне серьезно спросил Стас, – ты собираешься провести полномасштабное расследование причин смерти Виталия Лунного?
– Нет, не совсем так. Скорее я хотел бы лично убедиться в том, что художник ушел из жизни по причинам не насильственным. Ну а потом уже решать, как быть дальше. Заодно интересно взглянуть, что там за картина такая загадочная. Понимаешь, дед меня основательно заинтриговал, и я решил лично убедиться в том, насколько она сильно действует на человеческую психику. Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Изобразив задумчивую мину, Стас обронил:
– Это резонно… Я бы тоже взглянул, что там за «чудо-юдо». То есть завтра ты собираешься ехать в Проклово и Савиновку?
– Да, думаю сгонять туда. Но ты, я так понял, тоже подумываешь об этом же? – вопросительно взглянул на приятеля Лев.
– Да вот пока окончательно не решил – съездить, не съездить?.. – неопределенно пожал плечами Крячко.
– Понимаю… – с трудом сдерживал улыбку Гуров. – Случившееся с неким Саней Тубениным по прозвищу Тюбик наводит тебя на некоторые подозрения: не грозит ли что-то похожее и тебе? Не потянет ли и тебя в монастырь?
Станислав пренебрежительно поморщился и изобразил возмущенный жест рукой.
– Лева! С чего ты это взял?! Да было бы чего бояться! Меня если и потянет в монастырь, то только в женский! Лады! Едем завтра вместе. Чур, на моем «мерине»! – добавил он, вскинув указательный палец.